браться в седло. Сделать это было отнюдь не просто и удалось не с первой 
попытки. Дюжие парни обливались потом, граф осыпал их ругательствами и 
проклятиями за нерадивость. Наконец, все устроилось. Граф де Торрож оказался в 
седле. Выражение лица у него было недовольное. Болела печень, донимала одышка. 
Лучше было бы конечно не мучить себя и отправиться во дворец в экипаже. Но 
только не сегодня. Для этого визита требовалось полное воинское облачение. 
Великий магистр был символом мощи ордена и его жизненной силы. Не годиться, 
чтобы символ возили в каком-нибудь дамском рыдване.
Молодой белокурый паж развернул Бо-Сеан, другие рыцари свиты неторопливо 
разобрались по парам, громко цокая копытами своих коней по камням двора. 
Королевские слуги и стражники наблюдали за этими приготовлениями с мрачным 
интересом. Большинство современников испытывало такого рода чувства к ордену 
Храма Соломонова.
Иерусалим, как и все старые восточные города, строился стихийно. Сразу за 
стенами, окружавшими дворец, начинался лабиринт узких извилистых улочек, 
глинобитных стен, тупиков. В 1099 году, после взятия его войсками Годфруа 
Буйонского, из главного города евреев, все евреи были изгнаны. Лет за двадцать 
до описываемых событий, они начали постепенно возвращаться, опасливо селясь в 
кварталах северной части города у самых стен. Кроме них, довольно много было 
арабов, армян, персов, сирийцев. Латиняне селились, в основном, в районе 
Сен-Мари ла Гранд. Была возведена особая стена, чтобы отделить эти кварталы от 
мусульманских.
На улицах и площадях было довольно много народу, в основном торгующего и 
шныряющего вида. Граф де Торрож был уверен, что все азиаты — воры. Процессия 
тамплиеров выехала на площадь — здесь кишел вечный рынок. Дымили жаровни, орали 
ослы, носились собаки, трепетали на ветру полосатые шатры уличных брадобреев. 
Над всем этим возбужденным человеческим морем шел по канату канатоходец.
При виде Бо-Сеана жизнь, заполонившая рыночную площадь, мгновенно и безропотно 
расступилась, как вода уступает ножу, чтобы снова сомкнуться у него за спиной. 
И королевские стражники и комтур Иерусалима давно оставили попытки по наведению 
более менее благолепного порядка на улицах Святого города. Это было также 
бесполезно, как при помощи копья или меча сопротивляться наводнению.
В латинских кварталах было несколько тише и чище, и можно сказать, мрачнее. 
Правда, нищих и проходимцев и здесь было в избытке.
Великий магистр подъехал к большому каменному строению у южной стены города. 
Здание это имело внушительный вид и представляло собой своеобразную смесь 
крепости и церкви. Это была резиденция графа и всех его предшественников на 
посту главы ордена тамплиеров. Здесь, собственно, и вершились все повседневные 
дела ордена. Огромный храм на Сионском холме использовался только для парадных 
богослужений и собраний верховного капитула.
Никаких внешних примет того, что резиденция великого магистра тщательно и 
неусыпно охраняется, видно не было, но граф знал, сколько арбалетчиков и 
меченосцев по одному сигналу явится, как бы из под земли, при появлении 
непрошеного визитера.
Во внутренних покоях утомленный де Торрож поспешил переодеться. Жара и тяжелые 
доспехи сделали свое дело, он был весь в мыле.
— Что, брат Гийом еще здесь? — спросил он у прислуживавшего ему монаха.
— Да, мессир.
Великий магистр дал облачить себя в белую льняную рубаху, широкий мягкий кафтан,
 пристегнул пряжкой, в виде львиной лапы, плащ к левому плечу. Продолжая 
вполголоса недовольные переговоры с самим собой, граф прошел в зал, где обычно 
занимался делами. Стены здесь были задрапированы белой тканью и украшены 
красными крестами в человеческий рост. У стены с двумя узкими, бойницеобразными 
окнами стоял большой деревянный стол. По краям его располагались два 
позолоченных и облепленных вчерашним воском подсвечника.
Брат Гийом сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. Одет он был в простую 
черную сутану, лет ему было сорок с небольшим. На вытянутом, всегда бледном 
лице светились холодным блеском большие синие глаза. На щеках рисовались 
отчетливые вертикальные складки, как у человека, который часто улыбается, что 
было странно, ибо брата Гийома никто никогда улыбающимся не видел.
— Что, больше никто не соизволит пожаловать? — спросил граф, усаживаясь за свой 
стол.
— Брат сенешаль болен. Брат маршал осматривает арсеналы в Аскалоне, граф де 
Марейль сейчас, по-видимому, прибудет. А граф де Ридфор… вы же знаете его 
отношение…
Верховным органом власти в ордене издавна считался капитул, он состоял из 
высших чинов, то есть магистров всех орденских областей, и наиболее родовитых в 
уважаемых рыцарей. Но в практической жизни собрать всех членов капитула 
удавалось крайне редко. Области ордена располагались и во Франции, и в 
Португалии, и в Венгрии, и в Испании и съезжались провинциальные магистры 
главным образом для того лишь, чтобы избрать нового орденского главу взамен 
почившего. Таким образом, граф де Торрож пользовался в своих действиях 
значительно большей свободой, чем это можно было предположить, ознакомившись с 
уставом ордена. При нем для совета находилось несколько родовитых рыцарей, эти 
господа, называемые «ближайшими», и были реально высшим руководством орденской 
империи.
Со двора донеслись голоса. Брат Гийом выглянул в окно и негромко сказал:
— Граф де Марейль.
Через несколько секунд, в комнату вошел небольшой плотный старик, совершенно 
седой, подвижный и веселый.
— Ну что? — бодро спросил он, прохаживаясь по каменному полу, позванивая 
серебряными шпорами, задевая краем летающего плаща ножки стола.
— Ну что,