лен к этому рыцарю в качестве 
оруженосца.
Те, что несли на своих плащах зеленые кресты, говорили между собой на текучем 
торопливом языке, отдаленно напоминающем лингва-франка. Отдельные слова Анаэль 
различал отчетливо, но смысл речи, особенно когда говорили быстро, от него 
ускользал.
Миновав рощи смоковниц и финиковых пальм, окружавших Агаддин, группа из пяти 
всадников попала на голую равнину с редкими пятнами низкорослого кустарника. 
Анаэль не знал имени рыцаря, к которому был приставлен, он не решался 
приставать к нему с расспросами, дожидаясь, когда тот сам соблаговолит с ним 
заговорить. Рано или поздно, нужда в этом у него возникнет, как бы он ни был 
горд. Тамплиер держался весьма замкнуто и не вступал в разговоры не только со 
своим новым оруженосцем, но даже с благородными спутниками. Те относились к 
этой особенности человека в белом плаще равнодушно, словно были заранее о ней 
предупреждены.
Выехали на рассвете, по выбранному темпу передвижения можно было предсказать, 
что путешествие предстоит не из самых коротких. Когда солнце стало решительно 
взбираться на небосвод, сделали привал. Не без труда отыскали группу 
обособленно стоящих смоковниц и в душной Тени, создаваемой разлапистыми кронами,
 перекусили. Не дожидаясь особой команды, Анаэль достал из седельных сумок и 
задал лошадям овса, потом сел в сторонке со своей лепешкой. На удивление, 
сопровождаемый им тамплиер также решил трапезничать в уединении. И даже не 
снимая шлема. Он ел, сидя спиной к остальным, подняв только верхнюю часть 
забрала. В такую жару железный горшок на голове должен был доставлять ему 
огромные неудобства. Ради чего стоило их терпеть? — задался вопросом оруженосец.
 Господин тамплиер боится быть узнанным? Анаэль почувствовал отчетливый привкус 
тайны в этом предприятии, столь незамысловатом на первый взгляд.
Ближе к вечеру, пятерка путешественников, сохраняя свой многозначительный стиль 
путешествия, пересекла гряду невысоких холмов по хорошо разбитой дороге и 
выехала к довольно широкой извилистой реке, медленно ползущей по болотистой 
пойме.
Один из рыцарей с зеленым крестом на плече спустился к самой воде и крикнул 
перевозчика. Всматриваясь в противоположный берег, где суетились полуголые люди,
 сталкивая в воду широкий плот, Анаэль не удержался и, нарушая данный себе 
зарок, спросил у своего молчаливого господина:
— Что это за река?
Из-под забрала глухо донеслось:
— Иордан.
Ночевали на том берегу.
На месте перевоза издавна стояла деревенька, жители которой как раз и 
промышляли тем, что перетаскивали по мелководному здесь Иордану груженые 
путниками плоты. Имелась в деревне и харчевня, каменное здание, построенное по 
преданию, солдатами римского гарнизона, стоявшего неподалеку, и служившее им 
баней.
Когда закончился ужин, тамплиеру опять накрыли в отдельном помещении, Анаэль 
вышел наружу, чтобы поискать удобное место для ночлега. Стелить ложе в одном 
помещении с рыцарями ему не полагалось. Впрочем, он отлично устроился и в 
отдалении от благородных господ.
Лежа на дощатом настиле неизвестного происхождения, он долго рассматривал 
небесный свод, усыпанный роями крупных, как бы сознательно нависших звезд. Он 
знал многие из них и умел ориентироваться по этой величайшей в мире карте. Вот 
звезда Антияр, звезда караванщиков, а вот звезда Ахуб, звезда смерти… Из-под 
размышлений о звездном небе выплыла мысль о том, что он сейчас, в сущности, 
свободен. Лошади не заперты, если разорвать шерстяной, плащ на четыре части, 
обмотать копыта одного жеребца, то его хватятся только утром… Анаэль улыбнулся 
этим наивным размышлениям, которыми как бы дразнил себя. Нет, сейчас он менее 
всего хотел бы променять свою «тамплиерскую» дорогу на сомнительную во всех 
отношениях свободу. Он сумел выбраться со дна самой черной ямы, зачем же теперь 
подвергать себя опасности вновь попасть в нее, необдуманно сворачивая с 
вырисовывающегося пути?
В двенадцатом веке передвигаться по дорогам Палестины было небезопасно. Купцы 
собирались в караваны и нанимали целые армии стражников, паломники месяцами 
томились в грязных предместьях здешних городов в ожидании рыцарского конвоя. 
Местные крестьяне вообще не рисковали отправляться дальше, чем до соседней 
деревни или до ближайшего базара. И никто, ни самый богатый караван, ни целая 
толпа благочестивых странников, ни даже наиболее осмотрительные из местных 
жителей не были гарантированы от внезапного своеволия, какого-нибудь 
заскучавшего или рассвирепевшего по случаю несварения желудка, барона. Легко 
было в Святой земле стать и жертвой молодеческой вылазки какого-нибудь особенно 
неуемного эмира, не согласного с благоразумной политикой султана Саладина. 
Поведение Льва ислама многим казалось излишне миролюбивым.
Анаэль был неплохо осведомлен об особенностях здешней жизни, и поэтому очень 
удивился утром следующ