и и сузились глаза, вряд ли это можно было 
различить в полумраке харчевни.
— Как бишь тебя звали. А… Да, забыл.
— Барон, чем быстрее вы забудете о том, что когда-то я помогал вам в бытность 
вашу конюхом, на конюшне Агаддинской капеллы, тем лучше будет для нас двоих.
Барон де Кренье нахмурился, ему трудно было в одночасье отвыкнуть от своего 
прежнего брезгливо-покровительственного отношения к этому уродцу. Он открыл рот,
 чтобы высказаться по этому поводу, но посланец великого капитула, заметив это, 
быстро и решительно сказал.
— Что касается имени, то зовут меня шевалье де Труа и все, что мне говорится, я 
воспринимаю как носитель этого имени, в высшей степени благородного, как вы, 
наверное, поняли.
Сколь ни был косен мозг провинциального тамплиера, де Кренье сообразил, что 
продолжать настаивать на своих воспоминаниях не стоит. Если братья из 
Иерусалимского капитула решили, что эта пятнистая рожа имеет право нагло носить 
настоящее дворянское имя, значит так нужно.
— Уедешь завтра утром, на рассвете. Подойди сей час к хозяину и попросись на 
ночлег.
Сказав это, де Кренье встал и, покачиваясь удалился. Треща старыми ступенями, 
поднялся на второй этаж, где вдоль галереи располагались комнаты для 
постояльцев. Исподволь наблюдая за своим бывшим господином, де Труа без труда 
определил, какую из них занимает де Кренье. Дальше шевалье сделал так, как было 
посоветовано. Попросил дать ему какой-нибудь угол до утра. Запер за собою дверь,
 через узкое окошко выбрался наружу и залег в кустах у ворот харчевни. В это 
время года луна появляется рано, так что огороженная частоколом громадная 
деревянная изба была как на ладони. Наблюдая за нею, шевалье размышлял над тем, 
какой важности дело предстояло де Кренье, если он счел возможным снести 
недвусмысленно выраженную словесную пощечину от молодого урода, еще не так 
давно получавшего полуобглоданные кости из его рук.
Чутье подсказывало шевалье, что встреча, если она уже назначена бароном, 
произойдет этой ночью. А стало быть где-то поблизости, чтобы можно было 
добраться до места пешком, не будя округу грохотом копыт.
Де Труа не ошибся в своих расчетах. Де Кренье грузно перебрался через ограду 
харчевни в том месте, где она была затенена кроною карагача. Движения рыцаря 
были затруднены, а его сопение было слышно тихой лунной ночью шагов за 
пятьдесят.
Мягко, осторожно ступая де Труа заскользил за ним, петляя меж камней, так чтобы 
все время находиться в тени. Барон стремился к тому же, но получалось у него не 
столь ловко. То и дело он, во всем своем массивном великолепии, оказывался на 
виду на каком-нибудь лунном валуне. Двигался он вверх, в горы, в сторону от 
Беренгариева источника. Пройдя шагов семьсот-восемьсот, он остановился возле 
старого полузасохшего кедра, тяжело и часто дыша. Когда на него падал столб 
лунного света, было видно, что от него валит пар.
Место встречи или всего лишь место отдыха? Ответ на этот вопрос явился сам 
собой, из кроны кедра бесшумно рухнул человек и тут же выпрямился перед 
неуклюже отшатнувшимся рыцарем. Шевалье инстинктивно еще глубже вжался в тень 
камня, возле которого присел шагах в тридцати от места рандеву. Так прыгать, 
как этот человек из кедровой кроны, латиняне не могли, этому не учили даже в 
тамплиерских палестрах. То, что приятель де Кренье был с востока, с 
сарацинского востока, не вызывало сомнений. Но это не сельджукский всадник, не 
египетский гулям, не курдский мерхас. Сердце шевалье колотилось, как 
сумасшедшее. Дохнуло чем-то знакомым. Знакомо пугающим.
Свидание в кедровом мраке было коротким. Барон отправился тем же путем обратно. 
А его таинственный собеседник поспешил дальше в горы. Шевалье, не раздумывая, 
скользнул вслед за ним. Ему нужно было проверить кое-какие из своих, только что 
возникших подозрений. Для этого ему нужно было догнать собеседника барона. Тот, 
чувствуя себя в безопасности, не слишком скрывался, так, что следить за ним 
было нетрудно.
Итак, думал он, оказывается у самых рьяных воителей за Христа, у рыцарей Храма 
Соломонова, есть какие-то связи с бандой фанатичных убийц из ассасинских 
замков! Голова шевалье работала стремительно и легко. В том, что преследуемый 
был ассасином, у него почти не было сомнений. Тогда получается, что даже, 
достигнув высот среди храмовников, он не сможет отомстить Синану. Внешняя 
враждебность белых плащей и красных поясов лишь ширма, за которою стоит тайная 
связь. И тогда, получается, что он, все претерпевший и всех обманувший, просто 
глупый ребенок, который сидит на полу между ног отца и старается поссорить его 
правую ногу с левой!
Кровь прилила к лицу шевалье, стыд, боль и отчаяние кипели в этой крови. Ему 
казалось, что собранная по кусочкам кожа лопнет под напором этих неожиданных 
страстей. Оставалась одна надежда — этот таинственный собеседник барона все же 
не ассасин, хотя и очень похож. Был только один способ выяснить все с 
безусловной точностью — убить его. Де Труа стал осторожно сокращать дистанцию. 
Когда между ними осталось меньше двадцати шагов, неизвестный что-то 
почувствовал. Остановился, прислушался. Сделал шаг, опять остановился и 
оглянулся, так и стоял некоторое в