ссий преимущественно монастырям. На основании их мы видим, что 
льготы, даваемые жалованными грамотами византийских басилевсов, сводились 
главным образом к запрету въезда в определенные местности императорским 
чиновникам, к податным изъятиям и судебноадминистративным льготам, то есть, 
другими словами, мы имеем перед собою настоящий средневековой иммунитет 
западного феодального образца.
      Как было замечено выше, обычно полагают, что самый ранний хрисовул с 
пожалованием экскуссии относится к середине XI века. Но это одно не может 
служить доказательством того, что экскуссии не было раньше, тем более, что язык 
и выражения дошедших до нас хрисовулов XI—XII веков указывают на то, что 
понятие экскуссии было уже совершенно привычным, определенным, понятным и не 
требующим объяснений. Но этого мало. Существуют хрисовулы государей Македонской 
эпохи конца IX и X веков, данные Афонским монастырям, где мы видим все признаки 
экскуссии. Так, хрисовул Василия I (867—886) ограждает всех «избравших 
пустынное житие» на Афоне как «от военачальников и от царских людей до 
последнего человека, которому вверена служба, а также и от частных людей и 
деревенских жителей до мелющего на мельнице, дабы никто не тревожил сих монахов 
и не входил во внутренние места горы Афонской». Этот хрисовул Василия I был 
подтвержден сыном его Львом VI Философом. Такое же подтверждение хрисовула, 
данное «прежде царствовавшими» государями, было сделано в первой половине X 
века «златопечатным словом» (хрисовулом) Романа I Лакапина.
      В афонских же документах о размежевании спорных земель на Афоне в X веке 
имеются ссылки на недошедшие до нас хрисовулы императоров еще до иконоборческой 
эпохи, то есть VII и начала VIII века, както Константина IV, называемого 
обычно Погонатом, Юстиниана II Ринотмета, а также первой восстановительницы 
иконопочитания, императрицы Ирины, и ее сына Константина VI (780—797). Конечно, 
нельзя точно сказать, о чем говорили эти недошедшие до нас хрисовулы; но, на 
основании спора, касающегося владения афонцами известных земель, можно 
предположить, что в данных хрисовулах речь шла и об иммунитете.
      Эдикт императора Юстиниана II, который был обнародован в сентябре 688 
года и который существует в тексте одной надписи, может рассматриваться как 
пример иммунитетаэкскуссии более раннего времени. Этим эдиктом Юстиниан II 
гарантировал соляные копи (salina) в Фессалонике церкви св. Димитрия «на все 
последующие и вечные годы» в качестве ее исключительной собственности, которая 
была свободна от какихлибо предшествующих обязательств. В своем эдикте 
Юстиниан четко объяснил цель своего дарения: чтобы весь доход с соляных копей 
можно было бы использовать на украшение и обновление церкви, ежедневных 
потребностей клира, для нужд ремонта и прочих церковных потребностей.
      Если мы коснемся еще более раннего времени, то увидим, что 
привилегированные монастыри, эти монастырские вотчины, или, как их иногда 
называют, «монастырикняжества», развивались еще со времени Юстиниана Великого, 
(527—565), то есть с VI века, и эти монастырские иммунитеты могут быть 
поставлены в связь с теми разнообразными привилегиями, которые были установлены 
еще в IV веке для христианского духовенства Константином Великим и его 
преемниками. Правда, все эти отрывочные наблюдения об иммунитете в Византии 
касаются исключительно монастырской жизни. Но не надо забывать, что, помимо 
исчезновения целого ряда более ранних хрисовулов, вопрос о византийском 
иммунитете еще очень мало исследован вообще, особенно в стадии до XI века. С 
одной стороны, не разработаны и еще даже не оценены разнообразные византийские 
источники в виде историй, летописей, житий святых и т.д. Когда же эта 
предварительная работа будет сделана, тогда, почти наверное, найдется хороший 
материал и для постановки вопроса о светском иммунитетеэкскуссии в Византии. 
Причем, надо думать, что византийская экскуссия своими корнями заходит во 
времена римского иммунитета, являясь частью того сложного социального 
наследства, которое христианская империя получила от империи языческой.
      Дальнейшее изучение византийских цростасиипатроната и 
экскуссиииммунитета должно явиться в высшей степени важным как для уяснения 
внутренней истории других соседних с нею, стран, мусульманских и славянских, в 
частности древней Руси. Ценные работы Н. И. ПавловаСильванского, 
сопоставлявшего западный патронат с русским закладничеством, и иммунитет, как 
он пишет, с «боярским самосудом», стали бы еще более ценными и свежими, если бы 
автор в состоянии был не ограничиваться лишь западными аналогиями, а привлечь и 
материал византийский.
      Крупное землевладение, эти знаменитые римские latifundia, является также 
одним из характерных признаков внутреннего строя Византийской империи. 
Могущественные магнаты были временами настолько опасными для центральной власти,
 что последняя вынуждена была начинать с ними упорную борьбу, далеко не всегда 
заканчивавшуюся победой правительства.
      В этом отношении в высшей степени интересна эпоха Юстиниана Великого, 
который вел напряженную борьбу с земледельческой знатью. Пристрастная и 
односторонняя, но вместе с тем драгоценная для внутренней истории Византии, 
«Тайная история» Прокопия, ясно отражающая взгляды имущих классовсобственников,
 и официальные новеллы Юстиниана сообщают нам по данному вопросу любопытнейший 
материал, рисуя картину борьбы императора с опиравшейся на землевладение 
аристократией, — борьбы, которая по своему значению выходила далеко за рамки VI 
века. В одной новелле Юстиниан, рисуя отчаянное положение казенного и частного 
землевладения в провинции благодаря безудержному хозяйничанью местных магнатов, 
адресует посылаемому в Каппадокию проконсулу следующие многозначительные 
строки: «Мы узнали о столь великих злоупотреблениях в провинции, что исправить 
их будет с трудом под силу одному высокопоставленному лицу. Ведь нам стыдно 
сказать, с каким неприличием расхаживают управл