л «своим слушателям превратные теории и еретические мнения, 
осужденные церковью и противные Священному Писанию и преданию отцов церкви, что 
он не чтит святых икон» и т.д. Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в 
ереси, изданное и разобранное в только что цитированном сочинении Ф. И. 
Успенского, открывает интересную страницу в интеллектуальной жизни эпохи 
первого Комнина. На соборе, разбиравшем дело Итала, в его лице предстал не 
только еретик, проповедовавший опасное для церкви учение, но и профессор высшей 
школы, преподававший науку людям зрелого возраста, находившийся под влиянием 
идей Аристотеля, отчасти Платона и других философов. В суд было вызвано также 
несколько его учеников. Разобрав мнения Итала, собор признал их 
соблазнительными и еретическими. Патриарх, которому для наставления в истине 
был передан Итал, сам сделался, к великому соблазну для церкви и народа, 
последователем его учения. По приказанию императора, был составлен тогда список 
заблуждений Итала. В конце концов, одиннадцать пунктов его учения, признанных 
еретическими, и сам еретик были преданы анафеме.
      Ввиду того, что не все сочинения Итала еще изданы, не представляется 
возможности вынести о нем одно определенное суждение, что и замечается в науке. 
В то время, когда, по словам Ф. И. Успенского, «свобода философского мышления 
была ограничена высшим авторитетом Священного Писания и святоотеческих 
творений», Итал, по мнению Безобразова и Брянцева, «считал возможным отдавать в 
иных вопросах предпочтение языческой философии перед церковным учением», 
«разграничивал области богословия и философии и допускал возможность держаться 
самостоятельных взглядов в той и другой области». Наконец, в связи с делом 
Итала Н. Я. Марр ставит «важнейший культурноисторический вопрос: стояли ли 
инициаторы суда над Италом на высоте его научного развития, требовавшего 
разграничения области философии от богословия, и осудив мыслителя за вторжение 
в теологию, предоставили ли ему свободу чисто философского мышления?» Ответ на 
этот вопрос, конечно, отрицательный. В то время такая свобода была невозможна. 
Однако Итала нужно оценивать не только как теолога. «Он был философом, который 
был осужден изза того, что его философская система не соответствовала доктрине 
церкви». Новейший исследователь религиозной жизни эпохи Комнинов сказал, что 
вся информация о нем ясно показывает — Итал принадлежал к неоплатонической 
школе. Только что приведенные взгляды и вопросы ученых ясно показывают, 
насколько вопрос об Иоанне Итале интересен с точки зрения культурной истории 
Византии конца XI и начала XII века.
      Этого мало: в науке обращено внимание на учения, появившиеся в 
западноевропейской философии во время жизни Иоанна Итала и имевшие сходство с 
учением последнего; так, например, подобное сходство необходимо находить в 
учении знаменитого в первой половине XII века западноевропейского ученого и 
увлекательного профессора Абеляра, автобиография (Historia calamitatum) 
которого, рисующая нам его глубокие внутренние переживания, с неослабным 
интересом читается и по сие время. Ввиду сложности и малой разработанности 
вопроса о культурных воздействиях Востока и Запада в данную эпоху было бы 
слишком смело говорить, что по своему направлению западноевропейская схоластика 
находилась в зависимости от Византии; но можно утверждать, что «круг идей, в 
котором вращалось европейское мышление в период от XI до XIII века, тот же 
самый, какой находим в Византии».
      Во внешних церковных делах время трех первых Комнинов представляет собой 
эпоху оживленных сношений с папами и западной церковью. Главной причиной этих 
сношений, как мы уже видели выше на примере обращения императора Михаила VII 
Парапинака к папе Григорию VII, является опасность, грозившая Византии со 
стороны внешних врагов, турок и печенегов, и заставлявшая императоров искать 
помощи на Западе, хотя бы ценою соединения церквей. Поэтому некоторое 
стремление Комнинов к заключению унии с Римской церковью объясняется чисто 
внешними политическими причинами.
      В самые тяжелые для Византии годы, то есть в конце восьмидесятых и в 
начале девяностых годов XI столетия, Алексей Комнин подал папе Урбану II руку 
примирения и соглашения, предлагая ему созвать собор в Константинополе для 
обсуждения вопроса об опресноках и других предметах, которые разделяли обе 
церкви. В 1089 году имел место, под председательством Алексея I, синод 
греческих епископов в Константинополе. На этом синоде обсуждали намерение 
Урбана II вновь поместить свое имя в диптихи и упоминать его во время 
божественных литургий (divine Services). Под нажимом императора эта деликатная 
проблема была решена положительно. К этому времени, вероятно, относится 
сочинение феофилакта Болгарского «О заблуждениях латинян», в котором В. Г. 
Васильевский видит знамение времени. Основная тема сочинения Феофилакта в 
высшей степени знаменательна. Автор не одобряет общепринятого мнения о 
разделении церквей, не находит, чтобы ошибки латинян были многочисленны, и 
чтобы эти ошибки делали церковное разделение неизбежным. Он высказывается 
против духа богословской нетерпимости и высокомерия, которое господствовало 
среди его ученых современников. Одним словом, Феофилакт в целом ряде пунктов 
был готов идти на разумные уступки. Однако в Символе веры не может быть 
допущено никакой неясности, никакого прибавления, то есть, другими словами, 
возможность принятия filioque в восточный Символ веры совершенно исключалась.
      Однако критическое положение империи и затруднения, постигшие Урбана II в 
Риме, где был выставлен ему антипапа, помешали созыву предполагаемого собора. 
Случившийся через несколько лет после этого первый Крестовый поход и 
вспыхнувшие между греками и крестоносцами распри и взаимное недоверие не могли 
содействовать сближению между церквами. При Иоанне Комнине переговоры между 
императором и папами Калликстом II и Гонорием II об унии продолжались. 
Существуют два письма Иоанна, адресованные этим папам. Папские посланники 
прибыли в Константинополь со в