на 
престол положение империи было таково, что ее европейские провинции 
придерживались иконопочитания, малоазиатские же имели в составе населения 
немало иконоборцев. Первые два года правления Константина прошли в борьбе его 
со своим зятем Артаваздом, который поднял восстание против императора в защиту 
икон, принудил его покинуть столицу и заставил провозгласить себя императором. 
В течение года, когда Артавазд правил государством, иконопочитание было 
восстановлено. Однако, Константину удалось свергнуть Артавазда и вернуть себе 
трон. Главные виновники восстания понесли жестокие кары. Попытка Артавазда, 
показавшая Константину возможность при создании соответствующих условий без 
труда восстановить иконопочитание, заставила последнего принять решительные 
меры и твердо укрепить в народном сознании правоту иконоборческих взглядов.
      Константин решил для этого созвать собор, который должен был бы 
обосновать иконоборческую политику, одобрить ее и этим самым создать в народе 
убеждение в правильности императорских мероприятий. Собор, на который съехалось 
более трехсот епископов, состоялся во дворце Иерии, на азиатском берегу Босфора,
 против Константинополя, в 754 году632. Однако патриархи на соборе 
отсутствовали: константинопольская кафедра была в то время вакантна; Антиохия, 
Иерусалим и Александрия отказались принять участие в соборе; папские легаты 
также на соборе не появлялись. Впоследствии это обстоятельство явилось в глазах 
противников собора основанием для признания недействительными его решений. 
Через несколько месяцев собор был переведен в Константинополь, где и был избран 
новый патриарх.
      Определение собора 753–754 года, сохранившееся в деяниях седьмого 
Вселенского собора, вынесло окончательный приговор иконопочитанию, который 
гласит, что «всякая икона, сделанная из какого угодно вещества, а равно и 
писанная красками при помощи нечестивого искусства живописцев, должна быть 
извергаема из христианских церквей; она чужда им и заслуживает презрения. Да не 
дерзнет никакой человек заниматься таким нечестивым и неблагоприличным делом. 
Если же ктолибо с этого времени дерзнет устроить икону, или поклоняться ей, 
или поставить ее в церкви, или в собственном доме, или же скрывать ее, такой, 
если это будет епископ или пресвитер, или диакон, то да будет низложен, а если 
монах или мирянин, то да будет предан анафеме, и да будет он виновен и перед 
императорскими законами, так как он противник Божиих распоряжений и враг 
отеческих догматов». Из этого определения, помимо его общего значения для икон, 
важно отметить, что лица, виновные в иконопочитании, подлежат императорским 
законам, т.е. светской власти, чем впоследствии участники седьмого Вселенского 
собора и будут объяснять факты необыкновенного насилия, проявленного некоторыми 
императорами в отношении церкви и монахов. Анафема провозглашалась тому, кто 
«старается представить посредством вещественных красок свойства БогаСлова… и 
лики святых, неприносящие никакой пользы, потому что это глупая затея и 
изобретение дьявольского коварства». В конце определения собор возгласил: 
«Новому Константину и благочестивейшему императору многая лета!.. 
Благочестивейшей и августейшей (императрице) многая лета!.. Вы утвердили 
догматы святых шести Вселенских соборов. Вы уничтожили идолослужение…» Анафеме 
были преданы патриарх Герман, «почитатель дерева», и Мансур, т.е. Иоанн 
Дамаскин, «мыслящий посарацински, злоумышляющий против империи, учитель 
нечестия, превратно толковавший Божественное Писание»633.
      Единогласное постановление собора произвело сильное впечатление. «Многие,
 – по словам проф. Андреева, – кого еще беспокоило смутное сознание неправоты 
иконоборцев, теперь, естественно, должны были успокоиться; у многих, которые 
прежде колебались в ту или другую сторону, благодаря сильной аргументации 
соборных определений, могли сложиться сознательные иконоборческие воззрения»634.
 Народ должен был клятвенно поручиться в том, что он впредь не будет 
поклоняться иконам.
      Преследование икон стало после собора проводиться в жизни с неумолимой 
жестокостью. Иконы разбивались, сжигались, замазывались и подвергались 
всяческим поруганиям. С особенной яростью преследовалось почитание Божией 
Матери635. Против иконопочитателей было открыто жестокое преследование, 
сопровождавшееся казнями, пытками, тюремными заключениями, конфискациями и 
изгнанием. Вместо икон появлялись изображения деревьев, птиц, зверей или сцен 
охоты, цирка, театра и т.д. По словам жития, Влахернский храм в Константинополе,
 лишенный прежнего своего благолепия и расписанный поновому, превратился «в 
овощную лавку и птичник»636. При уничтожении икон живописных (мозаик и фресок) 
и иконстатуй, погибали многочисленные памятники искусства. Немало погибло в то 
время и рукописей с миниатюрами.
      Одновременно с преследованием икон шло и преследование мощей. Сохранилась 
сатира иконоборческой эпохи на чрезмерное почитание мощей, где говорится о 
десяти руках мученика Прокопия, о пятнадцати челюстях Феодора, о четырех 
головах Георгия и т.д.637 Большое ожесточение проявил Константин V также по 
отношению к монахам, этим «идолопоклонникам и мраколюбцам»638, и монастырям. 
Борьба с монахами была настолько напряженной, что некоторые даже считают 
спорным, как точнее определить преобразовательную деятельность данного периода: 
была ли это борьба с иконами или с монахами. К.Н. Успенский решительно 
утверждал, что «историки и теологи сознательно искажали факты, выдвигая для 
этого периода на первый план икономахию вместо монахомахии»639. Монахи 
подвергались всяческим преследованиям: их заставляли облачаться в светское 
платье, вступать в брак; они, держа женщин за руки, должны были проходить к 
ипподрому при насмешках и оскорблениях собравшегося народа. Хронист Феофан 
сообщает, что один наместник в Малой Азии собрал монахов и монахинь своей 
провинции в Эфесе и сказал им: «Пусть каждый из вас, кто хочет подчиниться 
императору и нам, наденет белое платье и немедленно возьмет жену, тот же, кто 
так не сдел