ить иконы, надеясь этой мерой удалить одну из главных преград для 
сближения христиан с иудеями и мусульманами, отрицательно относившимися к 
иконам, и этим самым облегчить их подчинение империи. Особое внимание на 
иконоборческий период обратил известный нам греческий историк Папарригопуло, с 
тенденциозным взглядом которого на Эклогу мы уже знакомы. В его представлении 
неправильно называть данную эпоху иконоборческой, так как подобное определение 
неполно; параллельно с религиозной реформой, осуждавшей иконы, запрещавшей мощи,
 уменьшившей число монастырей и вместе с тем не коснувшейся основных догматов 
христианской веры, производилась реформа социальная и политическая; имелось в 
виду изъять народное образование из рук клира. Императорыиконоборцы 
действовали не по личным или династическим капризам, а после зрелого и долгого 
размышления, с полным разумением общественных нужд и требований общественного 
мнения. На стороне их стояли наиболее просвещенная часть общества, большинство 
высшего духовенства и войско; конечную же неудачу иконоборческой реформы надо 
объяснять тем, что много оставалось еще ревнителей прежней крайней набожности, 
бывших противниками реформы, а именно – простой народ, женщины и многочисленные 
монахи; да и сам Лев III не сумел воспитать общество в новом духе609. Таковы 
вкратце взгляды Папарригопуло по поводу этой эпохи. Греческий историк, 
безусловно, переоценил реформаторскую деятельность императоров VIII века, 
называя ее замечательной попыткой революции социальной, политической и 
религиозной, но значение его трудов заключается в том, что он первый обратил 
внимание на сложность и важность иконоборческой эпохи и заставил других 
внимательнее к ней относиться. Были такие, кто видели в иконоборческой политике 
императоров религиозные и политические интересы с преобладанием последних; 
желая быть единым полновластным государем во всех сторонах жизни империи, Лев 
III надеялся при помощи запрещения иконопочитания вырвать народ изпод сильного 
влияния церкви, для которой иконы служили одним из главных оснований влияния, и 
этим самым иметь возможность властвовать над объединенным и в религиозном 
отношении народом. Итак, религиозная жизнь страны должна была подчиниться 
иконоборческой политике государей, для которых последняя была одним из средств 
к достижению их политических идеалов, «окруженных, – по словам историка, – 
сиянием религиозного (реформаторского) рвения»610. В новейшее время ученые 
(например, француз A. Lombard) видят в иконоборчестве чисто религиозную реформу,
 имевшую целью остановить «успехи поднимавшего голову язычества» в форме 
неумеренного иконопочитания и «возвратить христианской религии ее 
первоначальную чистоту», причем религиозная реформа развивалась параллельно с 
реформой политической, имея отличную от последней историю611. Наконец, 
французский византинист L. Brehier обратил особое внимание на то, что 
иконоборчество заключает в себе два различных вопроса: вопервых, обычно 
трактуемый вопрос о почитании икон и, вовторых, вопрос о законности 
религиозного искусства – позволено ли пользоваться искусством для изображения 
сверхчувственного мира, можно ли художнику изображать святых, Богоматерь и 
Спасителя? Другими словами, французский ученый выдвинул вопрос о влиянии 
иконоборства на византийское искусство612. Наконец, К.Н. Успенский переводил 
внимание с иконоборчества на политику правительства против усиления и 
возрастания монастырского землевладения. Он писал: «Как мы увидим впоследствии, 
выступления правительства Льва III с самого начала и в своей основной сущности 
были направлены против монастырей, занявших в империи к VIII в. ненормальное 
положение. Оно и не носило в своей основе религиозного характера. Но гонимому 
монашеству, носителям монастырского феодализма, было именно чрезвычайно выгодно 
перетянуть дело на богословскую основу, попытаться в деятельности правительства 
обнаружить богоотступничество и ересь, чтобы дискредитировать его, подорвать к 
нему доверие со стороны общества. Таким образом, здесь всегда искусно 
замаскирована суть дела и ее приходится разыскивать с большим трудом»613.[науч.
ред.55]
      Ввиду этих разнообразных мнений очевидно, что иконоборческое движение 
было очень сложным явлением и, к сожалению, состояние источников до сих пор 
препятствует его прояснению614.[науч.ред.56] Прежде всего интересно отметить, 
что все императорыиконоборцы были родом с Востока: Лев III и его династия были 
исаврийцами или, может быть, сирийцами; возобновителями иконоборства в IX веке 
были Лев V из армян и, наконец, Михаил II и его сын Феофил, родом из Фригии, т.
е. одной из внутренних областей Малой Азии. Если же мы обратимся к 
восстановителям иконопочитания, то увидим следующее: вопервых, оба раза 
восстанавливали иконопочитание женщины, Ирина и Феодора; вовторых, родом они 
были: Ирина – гречанка из Афин, Феодора – из Пафлагонии, малоазиатской области 
на берегу Черного моря, рядом с Вифинией, недалеко от столицы, – одним словом, 
не внутри полуострова. Указанная особенность в происхождении иконоборческих 
государей не может быть объяснена случайностью, и их восточное происхождение 
поможет лучше понять как их роль в движении, так и саму суть последнего. 
Восстановительницы же иконопочитания были родом из других областей.
      Иконоборчество VIII и IX веков не было явлением совершенно новым и 
неожиданным; оно уже раньше пережило длительную эволюцию. Христианское 
искусство, изображавшее человеческие фигуры, было ли то в форме мозаики, фрески,
 скульптуры или резьбы, давно уже смущало многих истинно верующих людей, 
напоминая им об отвергнутом язычестве. В самом начале IV века один из испанских 
соборов постановил, что «не должно быть рисунков (picturas) в церкви, чтобы на 
стенах не изображалось то, что почитается и чему поклоняются» (ne quod colitur 
et adoratur in parietibus depingatur)615.
      Когда же в IV веке христианство получило право на законное существование, 
а в конце того же века сделалось государственной религией, церкви стали 
ук