невидимые для врагов. И вот варвары, вытянув вперед с укреплений правые руки, 
стали просить мира. Римляне, не зная всего, что случилось с источником, стали 
думать, что они испугались войны и этого сооружения. И та и другая стороны с 
удовольствием прекратили военные действия. Готы добровольно сдались Велизарию 
[173]сами и сдали ему город на условии, что им не будет сделано ничего плохого 
и что они будут подданными императора и будут служить ему на равных и 
одинаковых правах со всем римским войском. Услыхав об этом, Нарзес был поражен 
удивлением и очень огорчен. Сам он еще спокойно сидел в Ариминуме, а Иоанну со 
всем войском велел двинуться против Цезены. Неся с собой лестницы, они 
двинулись туда. Когда они были очень близко от укреплений, они сделали 
нападение на них и попытались их штурмовать. Варвары сильно защищались, римляне 
потеряли здесь многих убитыми, в их числе Фанифея, начальника эрулов. Потерпев 
такую неудачу под Цезеной, Иоанн не захотел вновь делать попытки ее взять, так 
как ему показалось, что взять ее нельзя, но вместе с Юстином и всем другим 
войском он двинулся дальше. Внезапным нападением он взял старинный город, 
который назывался «Форумом Корнелия», и так как варвары всегда перед ним 
отступали и нигде не вступали в открытое сражение, то он подчинил императору 
всю область по Эмилиевой дороге. Так шли там дела.

20. Взяв Урбин около зимнего солнцеповорота, Велизарий считал, что идти сейчас 
на Ауксим нецелесообразно; он имел основание думать, что на его осаду придется 
потратить долгое время. Взять же эту крепость силой ввиду мощности ее 
укрепления было невозможно; варваров в качестве гарнизона там было помещено, 
как я указывал выше, много и отборных; кроме того, подвергнув грабежу большую 
область, они свезли себе туда много продовольствия. Он приказал Аратию с 
большим войском зимовать в Фирме и сторожить, чтобы в дальнейшем варвары не 
могли с этой стороны по произволу делать набеги и вполне безнаказанно для себя 
опустошать находящиеся там места. Сам же повел войско к Урбиветеру. На эту 
мысль навел его Пераний, так как от перебежчиков он раньше слыхал, что 
находящиеся там готы начинают страдать от недостатка запасов, и надеялся, что 
если вдобавок к нужде во всем необходимом они еще увидят Велизария, явившегося 
[174]со всем войском, то они с тем большей легкостью сдадутся. Так оно и 
оказалось. Как только Велизарий прибыл к Урбиветеру, он велел всем стать 
лагерем на пригодном для этого месте, сам же, объехав город кругом, смотрел, 
нельзя ли каким-либо образом взять его силой. Он решил, что нет никакого 
средства взять это укрепление открытой силой. Но ему казалось не совсем 
неисполнимым делом овладеть этим городом тайно, при помощи хитрости. На равнине,
 идущей в виде небольшой полой впадины, поднимался одинокий холм, наверху он 
был выровненным и гладким, внизу же отвесным. Вокруг этого холма стояли, 
образуя как бы его окружение, равные с ним по высоте скалы; они были не рядом с 
ним, но стояли примерно на полет камня (из пращи). На этом-то холме древние 
выстроили город, не окружив его стеной и не сделав никаких других укреплений, 
так как им казалось, что это место по своему природному положению взять нельзя. 
Единственный подъем туда был со стороны скал, и живущим в этом месте, если они 
будут охранять эту дорогу, нечего было бояться нападения врагов с другой 
стороны. Исключая то место, где природа создала вход в этот город, как я только 
что сказал, пространство между холмом и скалами, о которых я упомянул выше, 
занимала всегда полноводная и трудно переходимая река. Поэтому в древности 
римляне в этом проходе соорудили только небольшую постройку; в ней-то и были 
ворота, которые тогда охраняли готы. Такова была местность около Урбиветера. 
Велизарий приступил к его осаде всем войском, надеясь, что он сумеет благодаря 
какой-либо хитрости проникнуть в город со стороны реки или заставить врагов 
сдаться из-за голода. Пока у варваров еще не ощущалось сильного недостатка в 
съестных припасах, хотя их было меньше, чем нужно для нормального питания, они, 
сверх ожидания, твердо боролись с нуждой, далеко не питаясь досыта, но каждый 
день употребляя лишь столько пищи, сколько было необходимо, чтобы только не 
умереть с голоду. Когда же у них все запасы истощились, то они стали питаться 
кожами, как выделанными 
[175]так и невыделанными, долгое время размачивая их в воде. Дело в том, что 
начальствовавший над ними Альбила, известнейший человек среди готов, питал их 
пустыми надеждами на помощь.

Время шло, и вновь наступило лето. На полях сам собой стал вызревать хлеб, но 
совсем не в таком количестве, как в прошлом году, а гораздо меньше. Так как 
зерна его не были скрыты в бороздах, проведенных плугом или руками человека, а 
им пришлось лежать на поверхности земли, то лишь небольшой части их земля могла 
сообщить растительную силу. Еще никто его не жал, но уже задолго до созревания 
он вновь полег, и в дальнейшем ничего отсюда не выросло. То же самое случилось 
и в области Эмилиевой дороги. Поэтому жители, покинув тут свои жилища и родные 
поля, ушли в Пиценскую область, думая, что там они будут меньше страдать от 
голода. По той же самой причине не меньший голод поразил Этрурию; те из ее 
жителей, которые обитали в горах, вместо i зерна питались желудями с дубов; они 
пекли себе из той муки хлебы и их ели. Вполне естественно, что большинство из 
них было поражено различными болезнями; лишь немногие уцелели. Говорят, в 
Пиценской области погибло от голода не менее пятидесяти тысяч римских 
землевладельцев и еще гораздо больше по ту сторону Ионийского залива. Я сейчас 
расскажу, так как я сам был очевидцем этого, какого они были вида и как умирали.
 Все были худы и бледны; плоть, не имея питательной пищи, по древнему выражению,
 сама себя поедала, и желчь, властвуя над оставшимся телом, окрашивая его, 
придавала внешнему его виду свой собственный цвет. При продолжении этого