|
бедствия вся влага уходила из тела, кожа страшно высыхала и была похожа на
содранную шкуру, давая представление, что держится она только на костях. Их
синий, как кровоподтек, цвет лица постепенно переходил в черный, и они были
похожи на сильно обожженных факелами. Выражение лица у них было как у людей,
чем-либо пораженных, и их глаза смотрели всегда страшно и безумно. Одни из них
умирали
[176]от недостатка пищи, другие же от чрезмерного ею пресыщения. Так как у них
потух весь внутренний жар, который природа зажгла у них, то если кто-либо давал
им есть сразу досыта, а не понемногу приучая к пище, как своевременно рожденных
детей, то они, уже не имея сил переваривать пищу, умирали еще скорее, чем от
голода. Некоторые, страдая от ужасного голода, поедали друг друга. И говорят,
что две женщины в какой-то деревне, севернее города Ариминума, съели 17 мужчин.
Случилось, что они одни только уцелели в этом месте. Поэтому проходившим по
этой дороге иноземцам приходилось заходить в тот домик, где они жили. Во время
сна они их убивали и поедали. Но говорят, что восемнадцатый гость проснулся в
тот момент, когда эти женщины собирались наложить на него руки; вскочив с
постели (
Haury и Крашенинников; по другому чтению: «разобрав и разузнав все это дело».),
он узнал от них все это дело и обеих их убил. Вот что, говорят, произошло там.
Большинство жителей, понуждаемые голодом, если где-нибудь встречалась трава,
стремительно бросались к ней и, став на колени, старались ее вырвать из земли.
А затем, так как вырвать ее они не могли, вся сила покинула их они падали на
эту траву и на свои руки и умирали. И никто нигде их не хоронил: ведь не было
никого, кто бы мог позаботиться о погребении. И ни одна из птиц, которые обычно
питаются трупами, не коснулась их, так как на них не было мяса, которое бы они
могли взять себе. Все их тело, как я выше сказал, было уже раньше поглощено
голодом. Но достаточно мне рассказывать о голоде.
21. Когда Велизарий услыхал, что Урайя и варвары осаждают Милан, он послал
Мартина и Улиария с большим войском против них. Дойдя до реки По, которая
отстоит от Милана на расстоянии одного дня пути, став там лагерем, они медлили
идти дальше. Они потеряли там много времени, совещаясь, как им перейти реку.
Когда об этом услыхал Мундила, он послал к ним некоего римлянина, по имени
Павел; незамеченный
[177]врагами, он пришел к берегу По. Не найдя в данный момент никакого челнока,
он скинул одежду и вплавь с величайшей опасностью переплыл реку. Доставленный в
римский лагерь к начальникам, он сказал следующее: «Мартин и Улиарий!
Неправильно вы делаете и недостойное вашей собственной славы; на словах вы
пришли для спасения того, что принадлежит императору, на деле же, чтобы
увеличить могущество готов. Этот Милан, из всех италийских городов наиболее
выдающийся и по своей величине и по своему многолюдству, а равно и всяким
другим богатствам; кроме того, он является передовым укреплением против
германцев и других варваров и, так сказать, оплотом всей власти римлян; так вот
этот Милан находится в великой опасности вместе с Мундилой и императорским
войском, врагами теснимый, вами забытый. Какое преступление совершаете вы
теперь перед императором, я не буду говорить. Данный момент не позволяет мне
разливаться в длинных речах: он требует скорейшей помощи городу, пока еще
остается хоть какая-нибудь надежда. Я заявляю, что вы должны немедленно прийти
на помощь миланцам, находящимся в крайней опасности. Если по отношению к нам в
настоящее время вы еще из-за чего-либо будете медлить, то нам придется
погибнуть, испив самую горькую чашу страданий, вы же наложите на себя пятно
изменников императору, отдавших во власть врагам его силы. Ведь предателями,
думаю, справедливо называть не только тех, которые открывают ворота неприятелям,
но ничуть не меньше, если не больше, тех, которые хотя и могли оказать помощь
своим ближайшим друзьям, осажденным врагами, но предпочли безопасную
медлительность поспешной и энергичной деятельности и тем дали возможность
врагам одолеть их». Так сказал Павел. Мартин и Улиарий, уверив его, что
немедленно последуют за ним, отослали его обратно. Вновь незамеченный врагами,
ночью он вернулся в Милан; у воинов и у всех римлян он поднял надежду и еще
более укрепил верность императору. Тем не менее войска Мартина, охваченные
страхом, оставались все там же,
[178]и долгое время было напрасно здесь потрачено в промедлении. Тогда Мартин,
желая снять с себя обвинение, написал Велизарию следующее: «Ты послал нас на
помощь миланцам, находящимся в опасном положении, и мы со всем старанием и
поспешностью, как ты приказал, дошли до реки По, перейти которую войско боится,
потому что мы слышим, что здесь в Лигурии большое войско готов и с ним огромное
количеством бургундов, сражаться с которыми мы одни, по нашему мнению, не можем.
Но прикажи Иоанну и Юстину возможно скорее (они находятся по соседству с нами
в области Эмилиевой дороги) вместе со своими войсками совместно с нами взяться
за это опасное дело. Если мы пойдем туда вместе с ними, то будем в состоянии и
сами остаться целыми и неприятелям причинить много зла». Вот что гласило письмо
Мартина. Прочитав его, Велизарий приказал Иоанну и Юстину тотчас же идти вместе
с войском Мартина на Милан. Они же отказались это исполнить, если им этого не
прикажет Нарзес. Поэтому и Нарзесу Велизарий написал следующее: «Знай, что все
войско императора есть единое тело; если оно не проявит единодушия, как члены
человеческого тела, а захочет действовать в своих частях отдельно одна от
другой, то нам останется только погибнуть, не совершив ничего из того, что мы
должны сделать. Поэтому оставь Эмилиеву область, не имеющую укреплений и в
данный момент никакого решительного значения для римлян. Прикажи сам Иоанну и
Юстину тотчас же возможно скорее идти против врагов, находящихся у Милана,
|
|