й эллинизации было введение на Иде азиатского культа, между тем 
как в гомеровскую эпоху там нераздельно царили боги греческого Олимпа? 
Вот это последнее обстоятельство и дает нам, думается мне, ключ к разгадке. 
Гомер был великим эллинизатором: как он, лишь скрепя сердце, удерживает местами 
имя троянской реки Скамандра, оставшееся за нею в извращении и поныне, и 
предпочитает на "языке богов" называть ее Ксанфом, так он, мы можем быть 
уверены, и троянских богов нам представляет под их принятыми в Греции именами. 
С какими же греческими богинями отождествлялась азиатская Мать? Мы можем 
назвать даже несколько. Во-первых, Деметру, что после сказанного неудивительно; 
это отождествление произошло в Кизике, мистерии которого были слиянием 
элевсинских мистерий (выше §9 кон.) с мистериями Великой Матери..., очень 
интересными для нас, к слову сказать, как мы увидим ниже. Но Деметры Гомер 
почти не знает; о причинах много спорят, но факт несомненен. Во-вторых, 
Артемиду; уже давно установлено, что недевственная "великая Артемида Эфесская" 
лишь греческая перелицовка местного материнского божества. Артемиду Гомер знает,
 и притом в ряду сочувствующих Трое богов, но особенно он и ее роли не выдвинул.
 – Наконец, в-третьих, Афродиту; ее с нею отождествлял старинный историк Харон 
из Лампсака, что для нас особенно драгоценно ввиду близости Лампсака и Трои. И, 
конечно, внимательный читатель Гомера не станет сомневаться, что это и есть 
искомое божество: никто так любовно, так страстно не заступается за обреченный 
город, как именно она. 
Итак, Афродита – Мать? И Мать Идейская? Да, именно Мать – мать Энея, прежде 
всего, того Энея, который пережил Трою и стал царем-родоначальником Энеадов, 
сначала под той же Идой, а затем и в других местах, кончая Римом. И именно на 
Иде; об этом нам расскажет другой Гомер – автор "гомерического" гимна только 
что названной богине. 
Не будем только требовать от него особой глубины религиозного чувства: Афродита 
в его эпоху неизбежно наводила людей на игривые мысли. Да что людей! Самого 
владыку Олимпа не пощадила она, внушая ему предосудительную страсть то к той, 
то к другой женщине, на великое огорчение его божественной супруге Гере. Это ей,
 однако, не сошло безнаказанно: Зевс ее самое заставил испытать такую же участь 
(ст. 53 cл.): 
В душу внедрил Афродите томящую страсть он к Анхизу, 
Что на лесистых отрогах ключами прославленной Иды 
Пастырем стад был коровьих, богам красотою подобный. 
Страсть требовала удовлетворения, а гора не знает греха. 
Украсилась богиня, как подобало, а затем (ст. 63 cл.): 
Следует снова на Иду, зверей многовлажную матерь, 
Прямо к загону стремясь через гору; склонялись за нею 
Волки седые, и львы о бесстрашных очах, и пантеры, – 
признавая в ней, несмотря на перелицовку, очевидно, не только Афродиту, но и 
исконную усмирительницу львов. Анхиза она нашла вдали от других пастухов, 
занятого игрою на кифаре. Он сначала, руководимый верным чувством, принял ее за 
богиню, но она его разуверила: нет, она дочь Отрея-фригийца, научившаяся 
говорить по-троянски от своей троянской няни; Гермес ее вырвал из хоровода 
подруг, чтобы она стала женой его, Анхиза, и родила ему дивных детей. И 
свершилось заветное дело, согласно страстному желанию обоих (ст. 168 cл.): 
В час, когда к стойлам обратно с лугов упестренных цветами 
Гонят рогатых коров пастухи и овец белорунных, 
Сон разлила беспробудный на вежды Анхиза богиня, 
Сладкий, сама же на члены прекрасные ризы надела. 
Стала она у дверей, с потолком головою равняясь; 
Свет неземной красоты на ланитах сиял Афродиты, 
Дивный, какой подобает прекрасновенчанной Киприде. 
Сон ему с тела спугнув, она слово Анхизу сказала: 
"С ложа воспрянь, Дарданид! Ты не в вечный же сон погрузился. 
Встань, посмотри: покажусь ли тебе я такой же и ныне, 
Как и недавно, когда пред тобой я впервые предстала?" 
Молвила; он же с очей стряхнул свою дрему немедля, 
Но лишь увидел глаза и чарующий стан Афродиты, 
Робость его обуяла: он вспять обратил свои взоры, 
Краем плаща торопливо свой лик осенил миловидный 
И, ублажая богиню, смиренное слово промолвил: 
"Только увидев тебя, я признал тебя дочерью Зевса, 
Дивная; ты же тогда не сказала правдивого слова, 
Но заклинаю, богиня, эгидодержавного бога 
Именем грозным тебя: да не стану я в людях бессильным! 
Нет, пожалей: цвет жизни навеки теряет тот смертный, 
С коим в горячей любви свое ложе разделит богиня". 
Афродита утешает его; не будет ему вреда ни от нее, ни от других, так как он 
любезен богам. Сына, которого ей предстоит родить, она отдаст на воспитание 
нимфам и через пять лет приведет к нему; но пусть он никому не говорит, кто его 
мать, иначе Зевс поразит его своим перуном. – Здесь гимн Гомерида кончается, 
или, вернее, обрывается; кто его продолжал, мы не знаем, но разумеется, Анхиз 
не соблюл запрета той, которая удостоила его столь неслыханной милости: за 
кубком вина он разболтал тайну и был наказан, согласно предостережению. С этой 
поры он – тот расслабленный старец, которого представил Вергилий во II и III 
песнях своей Энеиды. 
После падения Трои Эней, дивный сын Анхиза и Афродиты, согласно местному 
преданию, остался в Троаде под Идой; там и царствовали его потомки, а при них 
расцвел и культ их богини-родоначальницы, которая вне горизонта гомеровской 
поэзии, разумеется, сохранила свое исконное имя Матери – Мат