оставить его здесь в стороне – все же не забывая, что он существовал во всю 
нашу эпоху и в своей почти недвижности имел огромное, секуляризационное влияние 
на умы. 
Построенный на физике Демокрита, эпикуреизм был секулярным с самого момента 
своего возникновения; то же самое можно сказать и о кинизме, который, как 
философия пролетариата, поставил себе задачей борьбу с "суеверием" на низах 
общества. Скептицизм (в его чистом, пирроновском виде) направлял свои стрелы не 
столько против религии, сколько против знания, возможность которого он отрицал; 
как философия интеллектуального отчаяния, он не образовал школы и не стремился 
к образованию таковой, оставаясь достоянием пресыщенных единиц. Прочие 
направления были в своей основе религиозными – и испытали в своем 
эллинистическом развитии, хотя и не равномерную, но поразительную по своей 
роковой неизбежности секуляризацию, не считая, впрочем, пифагореизма, который, 
зато, временно замирает. 
Первым сдался Ликей – уже в лице Стратона Лампсакенского, непосредственного 
преемника Феофраста и учителя Птолемея II Филадельфа. Энциклопедист, подобно 
основателю школы, он построил свою научную систему на исключительно 
посюсторонней основе, низводя божество до роли природной силы и опровергая 
учение Платона о бессмертии души. 
После Ликея очередь дошла до Академии. Религиозное направление ее основателя, 
поддерживаемое его выдающимися умом и сердцем преемниками – Спевсиппом, 
Ксенократом, Крантором, из коих последний был даже приверженцем сакральной 
медицины – жило в ней в течение приблизительно столетия; но в III в. 
секуляризационная волна захватила и ее. Схолархат перешел к Аркесилаю, 
основателю "средней" Академии; отказавшись от коренного для Платона учения о 
двоемирии и оставляя в силе его же догмат о ненадежности источников познания в 
видимом, для него единственном мире, – он последовательно был доведен до 
довольно радикального скептицизма, исключая этим Платона из Академии. 
Скептицизм этот касался прежде всего религии, а затем и этики; Аркесилай не был,
 правда, ни атеистом, ни имморалистом, но для него ни божество, ни благо не 
могли быть предметом знания – кто хотел, мог добавить: а только веры. Еще 
дальше пошел в указанном им направлении столетием позже Карнеад; отправленный в 
Рим в 155 г. в знаменитом посольстве трех философов, он пленил умы римлян своей 
красивой речью о необходимости справедливости в политике, но совершенно сбил их 
с толку на следующий день, с такой же убедительностью доказывая противоположное.
 Таким-то образом побежденная тремя почти столетиями назад софистика заняла в 
Академии кафедру Платона. 
У религиозной философии оставался один столп – философия героизма, стоицизм; 
твердо держась заветов своих основателей, эта школа подверглась ожесточенным 
нападениям отщепенческой средней Академии, но эти нападения только укрепляли ее 
в ее философском самосознании. Памятники этой борьбы нам сохранены, если не в 
сочинениях самих школ – я уже сказал, что литература эллинизма почти вся 
погибла – то в трактатах вдохновлявшегося обеими Цицерона. Отсюда видно, что 
говорить о религиозной философии эллинистической эпохи – это то же самое, что 
говорить о религиозных теориях стоицизма. 
Отсылая читателя по существу к сказанному, замечу, что основателем религиозной 
философии стоицизма должен считаться не столько первый схоларх – Зенон, сколько 
его преемник Клеанф из Ассоса. Суть своей теологии он выразил в своем 
философском гимне Зевсу – и будет полезным выписать его в переводе, напоминая 
читателю, что одновременно с ним создавался догмат об "едином Зевсе-Сараписе" 
(выше §19). 
Радуйся, многоименный, всегда всемогущий, всесильный 
Зевс, повелитель бессмертных, властитель природы, законом 
Путь указующий миру: тебя нам приветствовать должно. 
Жизнью обязан тебе одному на земле многородной 
Всякий, кто в смертного доле движенью и звуку причастен: 
Буду всегда потому воспевать твою дивную силу. 
Весь этот пламенный мир, что вращением землю обходит, 
Воле послушен твоей, добровольно тебе подчиняясь: 
Власти орудьем своей во всесильной ты держишь деснице 
Неугасимый перун, обуострое жаркое жало; 
Мощным ударом своим всю жизнь во природе творящий. 
Им направляешь ты разум всеобщий, повсюду разлитый, 
Как в наименьших светилах проявленный, так и в великих; 
Он тебя, боже всевышний, царем и властителем ставит, 
Так что без воли твоей ничего на земле не свершится, 
Ни в неизведанной выси эфирной, ни в моря пучине - 
Кроме того, что дурные творят в неразумии праздном. 
В нечет возводишь ты чет в своей мудрости вечной, бескрасной 
Вещи красу ты даешь и немилое милым нам ставишь. 
Так воедино спаял ты с хорошим повсюду дурное, 
Чтобы единому разуму все подчинить мирозданье. 
Но не постигли его средь людей земнородных дурные. 
Жалкие! Вечно гоняясь за призраком блага летучим, 
Общего в боге закона не видят они и не слышат, 
Следуя коему, жизнь они в счастье могли бы устроить. 
Нет! В безрассудстве своем они к злу ослепленно стремятся, 
Те ради славы пустой проявляя усердье чрез меру, 
Те неудачливый путь направляя к наживе позорной, 
Те к растлевающей неге и к тела греховной усладе; 
Зло принимая за благо, без устали мечутся люди 
И добывают плоды нежеланные лживой надежды. 
Щедрый Зевес, туч черных и огненных молний владыка, 
Смертных людей охраняй от тьмы роковой неразумья, 
С душ их развей ты ее, наш отец, и коснуться даруй им 
Разума, им же вовек ты по правде вселенною правишь, 
Дабы, тобой почтены, мы тебе отплатили почетом, 
Всюду деянья твои воспевая, как нам подобает, 
Смертным; ведь большего нет ни богам наслажденья, ни людям, 
Как в справедливости славить закона всеобщего силу. 
Так в религии Клеанфа Зевс властвует и над физическим, и над нравственным миром,
 представляясь эфирным огнем в первом, раз