|
из
сознания людей самого владыку древнего Олимпа. Спрашивается, как отнеслись к
этим притязаниям его "легкоживущие" обитатели, что осталось от той религии
радости, которую мы изучили в лучшую эпоху греческой культуры? Мы начали
настоящий очерк с противопоставления друг другу двух течений греческой религии,
явного и тайного; широкое распространение тайного занимало нас до сих пор;
какова же была судьба явного?
Существует мнение, что оно сильно оскудело.
"В течение третьего века религиозное чувство изменяется, хотя и не ослабевает.
Часть верований хиреет, но другая часть еще сильнее выходит из испытания. То,
что теряют боги Олимпа, идет на пользу единого бога; его еще только смутно
различают, но его царство уже обеспечено" (Лафеи).
Со второю частью этого положения я согласен: да, идея единого бога, не
отвлеченного, как у же давно у философов, а культового, идея "единого Зевса"
уже вырисовывается в сознании людей, и чем дальше, тем больше будет выигрывать
в определенности. Только правильно ли, что в соответственной мере теряют почву
боги Олимпа? – Но ведь этого требует логика! – А что же здесь требует самой
логики? – Если Зевс един, то есть ли рядом с ним место Аполлону? – В том то и
дело, что да; никогда не следует забывать, что мы находимся в области чувства,
а не рассудка.
О богах Олимпа мы должны повести исследование особо, не довольствуясь
заключением, которое нам может подсказать наш рассудок. Положим, это делают и
Лафеи, и другие; они обращаются к литературе эллинизма, допрашивают – не его
поэтов, которых позволительно не принимать всерьез, когда они романтически
увлекаются верованиями святой старины, а его прозаиков, т.е. философов и
историков... а впрочем, и поэтов, но только комических, не склонных к
романтизму, Менандра, Филемона. И тут, несомненно, обнаруживается тяготение к
единому лучу божества и к отвлечению от пестрой радуги Олимпа.
Это и верно, и ценно; и все-таки мы должны потребовать отвода этих свидетелей.
Писатели – не народ, а элита народа; а народ оставил нам достаточно памятников
своей религиозной жизни, притом и в своей совокупности, и в лице отдельных
своих единиц, сложение которых тоже дает совокупность. Итак, какую роль играли
боги Олимпа в жизни общин по свидетельству их избранных представителей? И какую
в жизни "среднего человека", создающего своим многократным повторением ту же
общину? Чтобы это узнать, надо от литературных памятников обратиться к
надписям; что они нам показывают для эпохи эллинизма, т.е. от III до I в.
включительно? Всякий, хоть поверхностно их просмотревший, должен сказать:
величайшую заботливость общин о богах, храмах и всем богослужебном деле; это
касается одинаково и таких передовых общин, как афинская, и самых захолустных.
Островку Микону удалось объединить свои "города": он всей землей реорганизует
их праздничные календари, определяя, в какие дни каких месяцев приносить жертвы
своим богам – Зевсу олимпийскому, Зевсу хтоническому, т.е. Аиду, и Земле
хтонической, Посейдону, Деметре с Корой, Аполлону, Дионису с Семелой, Ахелою
(Мишель 714). – Еще подробнее регламент жертвоприношений на острове Косе (М.
716-18); мы поражаемся их множеством. Магнеты в Фессалии... но послушаем их
самих (М. 842):
"Так как наш город относится благочестиво ко всем богам, но особенно к Аполлону
Коронейскому, оказывая ему величайшие почести за испытанные им от него милости,
за то, что он через свой оракул давал и общине, и частным лицам указания,
важные для их здоровья и благополучия; и так как справедливо, чтобы прорицалище
столь древнее, удостоенное со стороны наших предков стольких знаков уважения,
было предметом особой заботы со стороны города, тем более при все растущем
наплыве к нему чужестранцев" – и т.д.
Танагрейцы в Беотии, во исполнение оракула Аполлона Птойского, заботятся о
"принятии в венец" своих стен пригородного храма Деметры и Коры (Циен, 68). –
Этот оракул принадлежал беотийской общине Акрефиям; ее граждане рассылают во
все общины беотийского союза послов в видах усиления благолепия его празднества
и притом, как мы заключаем по случайно сохранившемуся благоприятному ответу
оропийцев (М. 699), с полным успехом. – Позднее те же акрефийцы (М. 706)
заботятся и о божьем мире ради того же праздника того же Аполлона, причем
находят себе поддержку в решении Амфиктионов. – Схожий с танагрейским случай
известен нам из жизни островка Анафы (М. 853): его гражданин Тимофей спросил
оракул, построить ли ему часовню Афродиты, которую он намерен был пожертвовать
общине, в ограде Аполлона или нет, и вследствие утвердительного ответа бога
совет и народ имеют суждение о дальнейшем. – Ремонт существующих храмов и
забота о посвятительных дарах тоже дает повод к совещаниям совета и народа:
афиняне издают постановление об очищении храма Афродиты Пандемос (М. 682), о
своеобразной конверсии приношений "герою Врачу" (М. 687): предполагается из
серебра п
|
|