нила ее имя – вечерне-утренней звезды 
Венеры – и богиня земного плодотворения и его условия, чувственной любви. В 
этом втором своем естестве она чествовалась безудержным половым разгулом, 
сакральным выражением которого была религиозная проституция; но созданный ею 
буйный урожай весны обречен гибели, разрушительное время года срывает одно 
украшение за другим у вянущей природы, снимает с нее под конец и ее зеленую 
ризу и отдает ее, обнаженную, во власть смерти. Так возник в сознании 
вавилонянина образ юного бога природы, Таммуза, любимца Иштар. Причина его 
гибели именно в его плодотворении – "причина смерти – любовь", можно сказать и 
тут. А царица любви – Иштар: это она своими ласками обольстила Таммуза, она 
стала причиной его гибели. 
И вот Таммуз покинул свет дня, стал жителем преисподней, где царствует Нергал и 
его грозная супруга Эрешкигаль... тут начинается для нас один из любопытнейших 
памятников вавилонской религии, "Сошествие Иштар", как его принято называть. 
"Стала мыслить Иштар о стране без возврата"; отправляется туда, находит стража 
у первых врат, посылает его к царице Эрешкигали: "Пришла Иштар, твоя сестра". 
Закручинилась владычица мрака... жалеет она богиню и ее неотвратимую судьбу? По 
ее приказанию страж пропускает ее через семеро врат, снимая с нее 
последовательно украшение за украшением, под конец, даже ризу стыда; обнаженной 
является она к Эрешкигали. Та заражает болезнью ее глаза, чресла, ноги, сердце, 
голову, всю ее – и с этого мгновения прекратилось всякое плодотворение на земле,
 вся живая природа заснула. Испугались высшие боги; создав слугу, они посылают 
его к Эрешкигали с властным словом. Эрешкигаль проклинает слугу, но переданное 
им слово исполняет; по ее приказу, ее прислужник Намтар окропляет Иштар живою 
водою, ведет ее обратно через семеро врат, возвращая ей у каждых 
последовательно отнятые украшения... конец гимна плохо сохранился и загадочен, 
но все же видно, что и Таммузу уделяют живой воды, что он воссоединяется с 
возлюбившей его богиней. Опять весна на земле. 
И красиво, и странно сплелись в этом мифе оба естества астрально-природной 
Иштар: мы узнаем богиню плодотворения, обрекающую гибели особь ради продления 
жизни породы, но узнаем и лучезарную звезду, спускающуюся через рубеж 
небосклона под землю, где предполагается царство мрака. Умирающая и 
воскресающая природа странно раздвоена в Таммузе и Иштар как natura naturata и 
natura naturans; первая в своем мужском, вторая в своем женском естестве, что 
уже совсем странно. Но мы, может быть, неправильно поступаем, рассуждая 
по-нашему в вавилонской атмосфере. Во всяком случае, Таммуз – символ 
расцветающей и увядающей природы. 
"О, пастырь! – поется в жалобном гимне в честь него, – ты – семя, не отведавшее 
влаги в борозде, зародыш, не принесший плода в поле, деревцо, не посаженное у 
орошающей струи, деревцо, корни которого подрезаны, лоза, не отведавшая влаги в 
борозде".
Одно хотели бы мы узнать: видели ли вавилоняне в воскрешении Таммуза залог 
возможного освобождения также и человека из "страны без возврата"? 
Ученые-ассириологи бывают склонны это допустить, но я не вижу для этого, пока, 
никаких оснований; воскрешение мертвых упоминается в богослужебных гимнах, но 
только как проявление силы соответственных богов, не в связи с воскрешением 
Таммуза, не как последствие освободительного подвига самой Иштар. И, думается 
мне, этим обусловлено также и то обстоятельство, что культ Иштар и Таммуза не 
имеет мистического характера. Конечно, вся религия вавилонян гораздо более 
подчинена жречеству, чем греческая, но о специальных посвящениях в таинства 
Таммуза мы не слышим. Религиозная мысль еще не прорвала своей 
природно-мифической пелены: служба Таммузу, справляемая храмовыми проститутками 
– только симпатическая служба умирающей и воскрешающей природе, вне связи с 
возможной для человека "лучшей участью" за пределами смерти. Такой "лучшей 
участи" для смертных людей Вавилон вообще не признавал. 
§21
Покорившие Вавилонию пришельцы семитского племени сами прониклись ее религией и 
стали посредниками между нею и своими западными соплеменниками, населившими 
Сирию с Финикией; им они принесли культ Иштар и Таммуза. Его сущность была 
сохранена, только имена были заменены другими. Иштар стала Астартой, хотя это 
имя не было обязательным; Таммуз же был обозначаем нарицательным Adon, что 
значит "Господь". Немногочисленны свидетельства об этом культе: сирийцы и 
финикияне не оставили нам такой богатой литературы, которая могла бы идти в 
параллель с клинописной вавилонской; что же касается греческих, то они тоже не 
очень обильны, позднего происхождения и возбуждают подозрение в том, что они 
переносят в Сирию обратно определившиеся уже в Греции особенности культа и мифа.
 
Как бы то ни было, можно признать за достоверное, что одним из центров культа 
Адона и Астарты был город Библос в Финикии. Адон был ранен вепрем на охоте в 
роще Ливана и умер от раны; на память об этом библийцы ежегодно справляют 
"оргии" с плачем и ударами в грудь, после чего они приносят ему заупокойные 
жертвы как мертвому. А на следующий день они выносят его изображение (из 
усыпальницы?) на воздух, объявляют его живым и чествуют отрезанием своих волос 
и религиозной проституцией. В эти дни, будто бы, и протекающая мимо Библоса 
река, тоже носящая имя Адона, окрашивает свои волны в багровый цвет. 
Местом столкновения и слияния финикийского и греческого элементов был остров 
Кипр; здесь финикийская Астарта превратилась сначала в "кипрскую богиню" 
(Киприду), а затем в Афродиту; здесь была помещена и родина ее любимца. Миф о 
нем получил следующую форму. У кипрского царя Кинира была прекрасная дочь, по 
имени Мирра. Воспылав нечестивой любовью к своему отцу, она путем обмана 
достигла своей цели, но под конец обман обнаружился, Кинир с мечом в руке 
бросился преследовать оскверненную осквернительницу – но боги, по ее просьбе, 
превратили ее в дерево, то самое, с которого сочится благовонная смо