ясунья.
     Вот какой увидел Идас Марпессу, увидел и полюбил ее огромно-неистово.
     Рассказывают волны, что как-то увидели ее пляшущей две скалы у моря. 
Невыдержали скалы, сорвались, безумные, с места, чтобы сковать  ее всей  
своейгранитной  любовью.  Уплыла  от  них  речная  нимфа.  И  с тех пор стали 
онибродячими скалами: бродят и все ищут Марпессу.
     Но увидел Марпессу и юный бог-стреловержец Аполлон и тоже воссиял к 
нейлюбовью. Еще управлял  тогда солнечным возком  древний  титан Гелий,  а 
юныйСолнце-бог забавлялся метанием золотых стрел  в зеленые волосы дриад и наяд,
чтобы вспыхивали в них золотые искры.
     Узнал Идас о  своем сопернике, боге из  рода Кронидов, и решил 
поскореепохитить Марпессу из  хоровода  нимф во время  пляски. Но  как 
выхватить  
изхоровода речную нимфу? Как унести  пылающий огонь, чтобы он пылал не 
угасая?Или текучую струю, чтобы она текла не 
иссякая?     И задумался Идас.
     Проносились в  нем бурями дума за думой, одна  другой неистовее. 
ДумаетИдас.  Далеко  под ним  бьют  с грохотом  волны моря о  крутой берег. 
Ударятволны, охнут и отхлынут с  ревом в  пучину. А Идасу  кажется, что тихо 
море,
что только мурлычет и  трется оно бархатной спиной о прибрежье,  так бурно 
иогромноголосно в сердце-уме Идаса.
     Хорошо богам Олимпа: у них страсти -- лишь пища для мысли-желания, 
самаже  мысль как  холодная молния трезубца  Посейдона.  Двинут боги мыслью -- 
идрогнут суша и море, а сам бог, весь в улыбке небес, величаво, спокоен.
     Но  не таков Идас, что сильнее всякого бога. Сама  мысль в нем горит, 
ижжет,  и грохочет  раскаленными камнями-молниями, и сам  Идас  горит  в  
томнеистовом огне. Тяжко  Идасу от  бури-думы. Хочется  ему  на  весь мир 
вопльподнять,  чтобы  земля  разверзлась  и  пришла к нему  на помощь  всей 
своеймудростью, чтобы горы ступили и легли под ноги  Марпессы: вот бы вознесли 
еевысоко над рекой и кинули в объятия Идаса. Но нельзя Идасу выкрикнуть 
сердцемиру. Услышит его крик Эвен, отец  нимфы, станет на  страже -- не отдаст  
онИдасу Марпессы. Только скажет ему 
смеясь:     -- Видел ты моих речных коней  в моей  речной колеснице, Идас? 
Отдам  
ятебе  в жены Марпессу, если выйдешь со мной,  ристателем, на  состязание. 
Недогонят мои речные кони твоих коней -- бери Марпессу: она твоя. А догонят 
--отдашь мне свою голову, Идас, по титановой правде нерушимой. Что ж, 
побьемсяоб заклад с тобою: ты кладешь мне в заклад свою голову, я тебе  -- 
Марпессу.
Что ж, выводи своих  коней мессенских, запрягай в колесницу, и поскачем.-- 
Иопять засмеется Эвен.
     Да и как Эвену не 
смеяться!     Немало  голов,  отсеченных  от  плеч женихов-соискателей,  
красуется 
накольях частокола вокруг жилища Эвена. Отдали герои-полубоги свои  головы  
закрасавицу-нимфу.  Самому  черному  богу  Аиду  обещал  свирепый Эвен  
чертогвоздвигнуть из отрубленных голов героев.
     Ну и кони у 
Эвена!     Сам Эвен  Идасу не страшен. Сожмет его Идас ладонями  -- и  нет 
речногоЭвена:  только  малая топь останется на месте. Но нерушима и грозна 
титановаправда. Побьется с ним Идас об заклад, и должен он отдать свою голову 
Эвену,
если догонят его Эвеновы кони.
     Ох, и будут же тогда смеяться боги  Крониды над глупым  
огромно-могучимИдасом, титаном 
Мессении!     Да и нет в Мессении коней, равных резвостью коням этолийским 
Эвена. 
Тутне кони, тут морские вихри нужны -- посейдоновы кони.
     И задумался в  третий раз Идас: не  поймать ли ему  морского 
коня-ВихряПосейдона? Не  похитить ли  на  нем Марпессу? Пусть погонятся  тогда  
за 
нимречные 
кони!     Стоит молча у  моря, а дума о коне-Вихре так и носится по волнам 
мыслейИдаса. Но не может он ее высказать морю. И все-таки выловил властитель 
морейдуму  Идаса   своей  удочкой  хитрости.  Захотелось  Посейдону  
позабавитьсязрелищем  погони, захотелось  подзадорить юного  Аполлона. У 
Посейдона 
всюдумятеж да мятеж, ураганы о тысячу таранов, клокоты пучинные, а у Аполлона 
вседруг  с другом  в  ладу, как струна со струной, как звезд хороводы, как 
звонпрозрачных ключей. Чуть кто  собьется  с ладу или возмутится, тотчас летит 
внего золотая  стрела  Аполлона и смиряет  буйство возмутителя.  Не по  
нравуПосейдону такой лад. И задумал Посейдон вызвать буйную  ярость в самом  
юномбоге: столкнуть Аполлона с Идасом. И еще задумал он испытать силу Идаса.
     То-то говорили великаны, будто  Идас -- сын властителя  вод.  И по 
волевластителя вод взволновалось, зашу