Ав пору вечерней звезды золотые плоды  чудесного дерева охраняли Геспериды 
--вечерние нимфы, певчие стражи Заката. И тут же, у подножия дерева, питая 
егокорни,  бил  из  недр  земли  амброзийный  ключ  -- ключ  живой  воды,  
водыбессмертия...
     Щебетали птицы, звенели листвою дриады, говорили в горах пастухи, 
будтоздесь,  в тайном  убежище, укрывались  Зевс и Гера, празднуя день 
священногобрака. И ни боги, ни смертные не имели доступа к чудесному саду.
     Так пели музы Олимпа.
     Но при Атланте Сирены,  опальные музы титанов, пели  за океаном иное. 
Ииное пели Геспериды в волшебном саду.
     Они 
пели:     --  Не сходят  небожители  в  пределах Атлантовых  на почву  земли.  
Невстречали олимпийцев Геспериды в этом саду. Не будет дракон  Ладон 
сторожитьдевоптиц, лелея их  сладкий покой.  Не будут девоптицы  с вечера  до 
восходаденницы  охранять плоды  чудесного  дерева  для  забавы  владыки  Олимпа.
  
ИАглая-Сияющая не усядется, вся  в  сверкающих перьях,  на ветвях 
чудотворнойяблони. И Эрифия  не раскроет багряных крыльев, чтобы  перелетать с 
ветки 
наветку.  И  Гесперия,  мерцающая,  как звездный юноша  Геспер, не взлетит  
намакушку чудо-дерева, чтобы оттуда озирать тихий сад. И нимфа ключа, Аретуза,
не омочит в струе своих губ,  не разбрызгает благоухание амброзийных  
капельпо цветам, листьям и травам сада невиданной красоты...
     Так пели вечерние нимфы.
     Кто же вы, 
девоптицы?     Говорили цветы, просыпающиеся только  к вечеру, что Геспериды -- 
дочериВечерней Звезды. А  цветы,  которые изливали свой аромат ночью, шептали 
другдругу,  что Геспериды  -- дочери Ночи. А те,  которые  протирали глаза 
росойпоутру,  говорили, что Геспериды --  сестры Сирен, что и они -- музы 
древнихопальных титанов, воспевавшие некогда Крона и Рею в золотой век.
     Только нимфа Гесперия,  в гроте близ сада, молчала,  вышивая  по  
тканилугов образ  Атланта, державшего небо, и у ног его -- озеро  слез, и 
четырехГесперид в колыбели.
     Днем Геспериды дремали, укрывшись в гуще листвы. Тогда неусыпно 
бродилипо саду слух  и глаза дракона  Ладона, стража сада, и  сверкали у яблони 
Геикрасота его чешуи и опасные чары змеиных глаз.
     Жестока  и скользка змеиная красота. Зачарует взор,  а сердце оледенит.
Породит мечту  и сама  же убьет мечту. Подумаешь: вот  оно, чудо-создание! 
Апред  тобой чудовище-гад. Станешь искать в ее  красоте живую воду, а 
найдешьтолько мертвую воду. И в самой близи та красота далека. И чем ближе она, 
темдальше: будто в ней все не свое, а чужое -- только кожа надетая. Но такие 
натой  коже краски, какие  только море выдумает и спрячет для нереид  в 
рыбьемцарстве, у себя на  дне,  как диво морское.  А попробуй  вытянуть  это  
дивоморское на берег: что за гадкий червь 
земляной!     Но иным был Ладон.
     Вместе  с  Атлантом  устремился  Ладон на Олимп, чтобы  сорвать  с 
небазвезды. Но, низверженный  с Олимпа,  упал  похититель звезд  в воды Сперхея.
Принял тело титана Сперхей, унес  на  дно.  Оплел  его водорослями,  
завалилкамнями.  Утаил от глаз  богов. Долго лежал  Ладон  на  дне реки, под  
коройледяной  Сперхея, пока  Солнце-Гелий  не  посеял  на льду  лучи-глаза  и  
невырвались воды в буйном росте наружу.
     Тогда  вышел титан из  вод на  землю. Уже кожа его покрылась вся 
чешуейпод камнями и травами, и был он видом дивен и страшен.
     Так обрел низверженный титан  Счастливой Аркадии образ дракона. 
Прикрылстрашным обличием  свою титанову  правду. Не  нашел он Чудо-горы  в  
некогдаСчастливой Аркадии. Не нашел ни Атланта, ни веселых  Плеяд.  А  увидел 
их 
нанебе. Увидел -- и расправил Ладон крылья  дракона,  полетел на закат,  туда,
где сверкали сестры Плеяды. Ночь летел. Ночью не бродят боги Олимпа по миру.
Опустился  в  саду  Гесперид.  И  сделала его Гера,  по  желанию матери Геи,
Стражем золотых яблок. Приняла в свои недра Земля кольца тела Змея-великана.
И от Геи-Земли вошла в титана Ладона змеиная мудрость.
     Но крылья отпали.
     Многими голосами говорил Ладон  с миром -- звериными и птичьими. И 
былоу него сто голов: так многоголов был дракон. Одна голова -- большая, 
змеиная--  поднималась от  змеиного тела,  как  пестик цветка-исполина,  а  
другие,
малые,  качались,  как  тычинки,  хороводами  вокруг нее,  и каждая  пела  
иговорила по-своему, как птицы в роще.
     Поэтому  днем  тысячи голосов  звучали  в волшебном  саду.  Но к 
вечеруголоса умолкали,  и разносилось по саду только  пение  Гесперид-девоптиц. 
Назакате вечером Геспериды усыпляли дракона.
     Они пели и 
спрашивали:     -- Ты спишь, Ладон? -- И Змей сквозь дрему 
отвечал:     -- Сплю.-- Они снова пели и 
спрашивали:     -- Ты спишь, Ладон? -- И Змей сквозь дрему снова 
отвечал:     -- Сплю.
     Завесой  сна окружало пение сад  Гесперид. Засыпал дракон, но  тот, 
ктодерзнул  бы  подойти  к  волшебному  саду,  уснул  бы у  подступов  к  нему,
зачарованный пением Вечерних нимф, стражей сада.
     Только  перед Атлантом  бессильны чары сна.  В пределах  Атлантовых 
былАтлант, титан с Чудо-горы, хозяин.
     Светел день в Гиперборее.
     Дремала тучка на камен