за то, что ты позволил нам найти обратный путь. Мы 
просим тебя о попутном ветре, мы должны быть быстрее, чем поклонники Молоха, 
ведь они меньше поклоняются тебе". 
      В сердце своем я обращаю молитву к Афине, чтобы она внушила архонтам и 
тимухам мудрость понимания моих трудов и сдержанность в проявлении гнева из-за 
того, что невозможно проложить торговые пути через Танаис и Понт Эвксинский. 
      Сто пятьдесят девятый день путешествия. 
      В море. Бона с. Я рассчитал, что должен находиться на уровне Гадеса, но, 
судя по нашему курсу и моей карте, мы удалились от берега к закату не менее, 
чем на двести пятьдесят стадиев. Неподвижность корабля позволила мне рассчитать 
высоту стояния солнца в полдень. 
      Тяжелые белые и серые облака на горизонте бесконечного Океана, похоже, 
предвещают ветер. Я надеюсь на это. 
      Ночь. Не могу писать. Делаю заметки на восковых табличках. Свиток 
папируса лежит в своем бронзовом пристанище [94]. Перепишу свои заметки туда, 
как только смогу. 
      После ливня в момент захода солнца вдруг поднялся сильный благоприятный 
ветер, и я велел поставить только долон. Большой парус убран, а рей лежит на 
палубе, прихваченный тросами. Я приказал установить манжеты и закрыть люки. 
      На акростолии растянут небольшой тент, он прочно привязан к кольцам и 
укрывает кормчих от непогоды. Мы с Венитафом облачились в накидки с капюшонами. 

      Гребцы спят и едят в проходе. Весла, рангоут и багаж - все закреплено. В 
бурю нас несет вперед только долон. Я рассчитываю скорость и надеюсь вскоре 
приблизиться к Столпам! Мы должны различить Иберийские горы завтра утром на 
заре. Похоже, Посейдон решил укрыть нас от чужих глаз завесой из волн, пены, 
дождя и тумана. Мы должны воспользоваться этим. 
      Сто шестьдесят первый день путешествия. 
      Около Столпов. Очень сильный ветер с заката. Долон изорван в клочья. В 
разгар бури ночью пришлось ставить новый парус. Кельт и Бриар показали все свое 
мастерство. Они пропустили шкоты в сегарсы, привязали долон к маленькому рею, 
словно стояли на берегу Лакидона, а не на палубе под дождем и леденящим ветром. 
Сейчас они спят, напившись вина с медом и до отвала наевшись хлеба. Новый долон 
выдерживает свирепый напор. Из предосторожности приказываю взять на парусе один 
риф. Скорость не уменьшилась. 
      Полдень. Видны скалы Кальпа и Абила. Облака над вершинами гор висят 
гигантским серым архитравом. Нам надо пройти под сводами "храма Геракла". Или 
Мелькарта? 
      Кормчие выбились из сил. Мы с Венитафом меняем их. Посылаю Палея и Карата 
на нос. Прошу добровольца вскарабкаться на мачту. Соглашается Киприан-кирнеец. 
Путешествие в Гиперборею излечило его от болотной лихорадки, он превратился в 
сильного и бесстрашного моряка с орлиным взором. Приказываю поднять рей с 
зарифленным парусом. Киприан сможет устроиться на верхушке мачты поудобней. 
Если вдруг придется удирать от врагов, большой парус будет готов - не страшно, 
даже если он порвется. 
      Вечер. Боги не покинули нас. Мы укрыты дождем, туманом и брызгами, а 
ветер с огромной скоростью увлек нас во Внутренее море. Теперь мы находимся в 
гостеприимных водах. Столпы, освещенные заходящим солнцем, остались далеко 
позади. 
      Приказываю следовать тем же курсом. Мы вернемся в Массалию с ливийским 
ветром, дождливым Нотом, столь характерным для этого времени года. 
      Еще не все опасности позади, но этой ночью буду спать спокойней. 
      Сто шестьдесят второй день путешествия. После бури наступило затишье: 
тоскливое настроение сменилось надеждой. По моим расчетам, мы находимся на 
полпути между островом Ивиса и Ливией. Все гребцы от души радуются шутке, 
которую Посейдон сыграл с Мелькартом. 
      Я приказал вставить весла в скалмы. Если дать гребцам волю, они пойдут 
полным ходом до Массалии. Едва уговорил их подчиняться ритму, задаваемому 
келевстами. Вскоре должен подняться полуденный ветер. Небо белесое, а со 
стороны Ливии набегают длинные неторопливые волны. 
      Сто шестьдесят третий день путешествия. Судя по всему, завтра настанет 
последний день нашего долгого странствия. Гнева как не бывало, сердце 
преисполнено радости, ведь мне удалось осуществить самые сокровенные мечты. Что 
по сравнению с этим слава или богатства? 
      Надо заплатить моим гребцам и гребцам Эвтимена за все испытанные ими 
тяготы. Не стану брать причитающейся мне доли наварха, пусть им достанется 
больше драхм. Мое богатство - не статеры и таланты. Оно - в верных числах, 
истинном опыте и в воспоминаниях о том, что я видел и описал в своем бортовом 
дневнике. 
      Горячий влажный ветер гонит нас к Лакидону. Корабль приведен в порядок. 
Палуба вымыта. Ложа и матрасы укрыты шкурами и покрывалами. Планширь и 
акростолий отдраены. Правда, кое-где отвалилось покрытие из смолы, да на 
свинцовой обшивке висит "борода" из водорослей. Гребцы очистили весла от соли, 
свернули тросы и уложили их в бухты в виде змей. Бочку с ячменным пивом 
выбросили в море, и Афанасий громко заявил, что этот варварский напиток не 
предназначается Посейдону. 
      Последний день путешествия. Ветер с полудня пригонит завтра дождевые тучи,
 а сегодня несет нас к Массалии - мы летим к дому, словно скаковая лошадь. Я 
велел убрать весла. 
      Полдень. Агафон бежит на корму с криком: 
      "Белая голова! Массалия, Массалия!" 
      Все готовы сесть за весла, хотя ветер не слабеет... Не могу их остановить.
 Я стою под акростолием и возношу благодарность Артемиде и Аполлону. Мы 
подходим к порту. 
      Весла ударяют о воду в ритме полного хода. Гребцы прибудут в Массалию 
обессиленными. "Артемида" летит по воде, как корабль феаков, на