, особенно в начале 
путешествия, не доведут до добра - ведь на борту предстоит провести долгое 
время, не спускаясь на землю, а иногда даже не видя берегов. 
      Второй час после полудня. Над кораблем реют крупные птицы, похожие на тех,
 что гнездятся на Малых Стойхадах. Надо напомнить кормчим, чтобы они не 
приближались к суше. Мы должны видеть лишь вершины иберийских гор. Пора сменить 
марсового. Я повторяю ему, что надо внимательно следить за морем: как бы не 
появились и не заметили нас какие-нибудь суда. От погони будем уходить на 
веслах. Нам никак нельзя попасть в руки тартесситов или пунов. Счастье 
улыбается далеко не всегда. 
      Шестнадцатый день. Ветер ослаб, но по-прежнему дует в нужном направлении. 
Я доволен, что смог применить весла. Если люди бездельничают даже после 
заслуженного отдыха, они могут облениться. Пусть гребут по очереди, поскольку 
установлена лишь половина весел. 
      Остальные развлекаются, они хлопают в ладоши и поют в такт командам 
второго келевста. Сидящие на веслах хором подхватывают отдельные куплеты. Я 
записал их песню: 
      А! А! Раз... 
      Чудный Раз, 
      Этот Раз уходит от нас... 
      А вот идет Два, 
      А! А! Чудный Два... 
      и так далее. Когда они доходят до десяти, то начинают сначала, поскольку 
большинство из них умеет считать только на пальцах рук. К тому же сложные числа 
плохо рифмуются и трудны в произношении [49]. 
      Семнадцатый день. Тот же ветер, та же скорость, тот же ход. Венитаф 
распределяет вахты. Я вглядываюсь в темную линию иберийских гор справа и 
привожу в порядок карту, на которую нанесу весь маршрут от Массалии до конечной 
цели нашего путешествия. 
      Полдень. Немного поспал. Мне приснился кошмарный сон - убитые Венитафом 
пуны превратились в черных птиц и преследуют нас, а утонувший наварх хватается 
за рулевое весло и кусает его кроваво-красным ртом, пылающим в черной бороде: 
так он выглядел, когда уходил под воду. 
      Это сновидение лучше скорее забыть, не то Венитаф поднимет меня на смех. 
Однако сон обеспокоил меня. Я отпил холодной воды из подвешенного кувшина и 
почувствовал себя бодрее. 
      Почему надо убивать, чтобы проложить себе дорогу? Пуны собирались 
прикончить нас, нам пришлось защищаться, но я не люблю ни думать о смерти, ни 
убивать людей. Есть ли боги, способные внушить людям, что места в Мире хватит 
всем, а богатства земли и моря неисчислимы? 
      Увы! У меня не было возможности изложить эту истину людям с тингисской 
триеры. Чтобы пройти, следовало либо убить, либо быть убитым! Это их закон, и 
этого хотели они. Я не таил злобы на них, но вступил в смертельную схватку, 
чтобы миновать Столпы. Почему они присвоили себе право запрещать другим выход в 
свободный Океан? 
      Мир невероятно обширен. Когда я рассчитываю кривизну Европы и кривизну 
мира в том и другом направлении, я представляю себе шар с очень большим 
радиусом и крохотный обитаемый мирок, затерянный в просторах Ойкумены, и не 
могу поверить, что по ту сторону широчайшего Океана нет иных земель. 
      К этому следует добавить, говорит Эратосфен, изгиб Европы за Геракловыми 
Столпами, расположенный напротив Иберии и простирающийся не менее чем на 3000 
стадиев с уклоном к западу. 
      Страбон 
      Я перечитываю отчет о путешествии Неарха-критянина, который раздвинул 
пределы обитаемого Мира к восходу [50], и сравниваю пройденные им расстояния с 
расстояниями от Эллады до Массалии и от Массалии до той точки, где мы находимся.
 Меня охватывает смятение - у шара нет ни углов, ни конца, ни граничной точки, 
а если принять, что расстояние от устья Инда до Столпов больше, чем от Массалии 
до экватора Мира, то напрашивается вывод: на той стороне шара между устьем Инда 
и Столпами лежит огромный неизвестный мир. У меня нет оснований называть его 
необитаемым, и там в надлежащих пропорциях должны существовать земли и моря. А 
что думать о другой половине шара, той половине, что тянется от экватора до 
другого полюса Мира, как на это намекает Ганнон в своем перипле [51] ? 
      У меня начинается головокружение, и я должен поспать, чтобы успокоить 
разгоряченный ум. 
      Восемнадцатый день путешествия. Мы должны быть недалеко от мыса, 
ограничивающего иберийскую землю с полуночи. До этих мест легче добраться сушей,
 чем Океаном. И кроме того, не надо убивать по дороге пунов! 
      Северные области Иберии представляют собой более легкий путь в Келътику, 
чем плавание туда по Океану; и любому другому утверждению Пифея также нельзя 
доверять из-за его пустохвальства. 
      Страбон 
      Мы не можем заходить в иберийские порты, и люди начинают потихоньку 
роптать. По словам Венитафа, они мечтают о нормальной пище вместо сушеной рыбы 
и черствого хлеба. Рыбный соус вызывает жажду, я знаю это по себе, но я ем то 
же, что они. Предложил отдыхающим гребцам заняться рыбной ловлей. Венитаф 
научил их вытачивать рыбку из больших блестящих раковин и привязывать наживку к 
этой фигурке - приманка забрасывается в воду и тянется вслед за кораблем. 
      Полдень. Люди наловили голубых рыб, таких, какие водятся у берегов 
Массалии [52]. Сейчас они жарят их, и по всему кораблю разносится запах рыбьего 
жира. Они счастливы и забыли о земле. 
      Пользуясь благоприятным моментом, я раздаю светлое вино и сообщаю, что 
сегодня с горизонта исчезнут иберийские горы и четыре или пять дней мы будем 
пересек