а понятно, почему обеспокоенные карфагеняне одновременно отправили 
Гимилькона на север, где он продвинулся дальше Нормандских островов и обнаружил 
Касситериды, а Ганнона - к югу, где он также проплыл до Сенегала или чуть 
дальше: их целью было проверить, что искали в океане массалиоты и что им 
удалось найти. А чтобы в дальнейшем не забивать себе голову подобными 
сомнениями, карфагеняне где-то между 525 и 509 годами до н. э. блокировали 
пролив, тем более что, как оказалось, это самый простой и удобный путь к олову. 
Так могло быть, но мы не знаем, было ли в действительности. 
      Не знали этого и массалиоты. Странно, но факт - имя Эвтимена не 
упоминается, кажется, ни одним историком или географом, кроме Аэция, Сенеки и 
Марциана Гераклейского. До сих пор нет единого мнения и о том, когда жил этот 
незаурядный человек. Самой убедительной датой остается 530 год до н. э. Пожалуй,
 сегодня можно по пальцам перечесть тех немногих, кто считает Эвтимена 
современником Пифея и полагает, что оба они повторили через два столетия то, 
что свершили Гимилькон и Ганнон. 
      Зато мимо имени Пифея не может пройти никто из тех, кто занимается 
проблемой арктических и субарктических плаваний в древние века или 
исследованием античных торговых путей олова и янтаря. Полное или почти полное 
отсутствие сведений о Ганноне, Гимильконе и Эвтимене могло бы послужить поводом 
для написания захватывающего историко-приключенческого романа в духе И. А. 
Ефремова - романа, где фантазия автора не сдерживается ничем, кроме 
исторического фона. Могло бы - но не послужило. Путешествие Пифея в этом смысле 
материал куда более выигрышный. Нужно лишь, выражаясь языком Ф. Лаллемана, 
автора одной из очень немногих художественных книг об этом необыкновенном 
человеке, выстроить мост, используя опоры, расставленные Пифеем в северных 
областях Ойкумены. Вопрос заключается в том, какое направление примет этот мост 
и куда он может привести. Таких "опор" дошло до нас совсем немного. Это - 
названия местностей, где побывал великий массалиот. Мы знаем о них благодаря 
ожесточенной полемике среди античных авторов, приводящей лишь к единственному 
выводу: они сами зачастую не имели ни малейшего понятия, о каких местностях 
вели спор. Для нас потеряна и еще одна немаловажная деталь: в какой 
пространственной и временной последовательности нужно расставить эти "опоры", 
чтобы можно было реконструировать хотя бы самые общие очертания "моста"? Для 
Эратосфена, Страбона, Полибия это, вероятно, не составляло тайны, мы же 
вынуждены пользоваться косвенными и противоречивыми данными, дополняя их, 
реконструируя и увязывая между собой как кому заблагорассудится. Вот почему не 
только время путешествия, его маршрут, но и сам Пифей такой разный у И. 
Лелевеля (1836) и Ф. Келера (1903), Ф. Лаллемана (1956) и Р. Кнаповского (1958),
 Д. Штихтенота (1959) и А. Б. Дитмара (1963). 
      Известно, что Пифей был выдающимся ученым древности - математиком, 
астрономом, географом, этнографом, обладавшим живым и острым умом и незаурядной 
способностью к аналитическому мышлению. Известно, что он совершил одно или два 
путешествия в "страны олова и янтаря" и, судя по обмолвкам древних авторов, 
оставил один-два перипла - "Об океане" и(или) "Описание Земли". Однако 
подлинная цель этих путешествий загадка. Неясно, кто и зачем финансировал 
экспедиции, неизвестны годы жизни Пифея, его социальное положение и даты 
путешествий. Не следует, кроме того, забывать, что на страницах античных 
сочинений мы видим Пифея глазами его недоброжелателей и весьма пристрастных 
критиков, особенно Страбона, зачастую передающего мнение Полибия. Неизвестно, 
как отнеслись к рассказам Пифея об отдаленных от греческого мира странах его 
современники, но с легкой руки того же Страбона, чья "злоба кабинетного ученого 
против исследователя" на многие века предопределила отношение к сообщениям 
Пифея, этот человек вплоть до нашего времени считался всеми Великим Лжецом и 
злостным дезинформатором. 
      После реабилитации Пифея как ученого, и притом правдивого, иные 
исследователи ударились в противоположную крайность: из Великого Лжеца его 
делают подчас Великим Апостолом. Многие научные заметки древних, не имеющие 
авторства или авторство которых весьма спорно, приписывают теперь Пифею, 
"притягивая их за уши" в IV век до н. э. и как бы давая этим понять, что, кроме 
Пифея Апостола, никто не был способен в этом IV веке сказать что-нибудь путное 
по части астрономии, математики, а тем паче - географии европейского Севера. 
Что ж, это можно понять: запоздалые попытки загладить вину перед оклеветанным 
нередко выливаются в излишества. 
      В книге Ф. Лаллемана таких излишеств немного, и вызваны они двумя 
причинами - загадками Пифея и Массалии. Скудость исторического материала, с 
одной стороны, и новые факты, добытые археологами из земли и с морского дна за 
последние тридцать лет, - с другой, привели к необходимости снабдить этот 
"роман-гипотезу" комментарием и словарем, что, впрочем, не мешает восприятию 
художественного текста теми, кто достаточно хорошо знаком с проблемой или, 
напротив, не желает чересчур глубоко вникать в нее. Несмотря на то что книга 
эта построена на научных данных, все же "Пифей" - чисто художественное 
произведение, и именно так надо к нему относиться. Написана она не столько 
писателем, сколько археологом, а избранный автором жанр дневника, редкий сам по 
себе, усиливает эффект достоверности и помогает "не заметить" некоторые 
анахронизмы и погрешности, вкравшиеся в текст. При талантливом изложении в этом 
жанре читатель на каком-то этапе "становится автором": чувствует, рассуждает и 
переживает, как сам герой. Изложение Ф. Лаллемана настолько талантливо, что 
постоянно ловишь себя на мысли: кем же все-таки его считать - археологом или 
писателем? 
      Со времени выхода "Бортового дневника Пифея" во Франции, как уже 
говорилось, минуло три десятилетия, а книга учителя и друга Лаллемана доктора 
Гастона Броша "Пифей из Массалии" отметила свой полувековой юбилей в 1985 го