ули городу завоевавшие его римляне. 
      Уразумев, что новый хозяин обосновался в устье Родана всерьез и надолго, 
карфагеняне заключили с массалиотами мир на условиях обоюдного права торговли с 
кельтами. Греки оставили в неприкосновенности все постройки старой Массилии, 
образовавшие со временем карфагенский квартал, "город в городе". В этом 
квартале и во времена Пифея еще возносились молитвы финикийским богам, а 
судейские и административные обязанности отправляли присылаемые из Карфагена 
суффеты (аналог римских консулов). В 1846 году в развалинах храма Артемиды была 
найдена каменная плита с высеченными на ней массалийскими законами о 
жертвоприношениях. Надпись была учинена по-финикийски. Как гласит текст, она 
была переведена с греческого самими суффетами (или в их присутствии, можно 
понять и так) и предназначалась для карфагенских купцов - частых гостей в 
Массалии. Вероятно, карфагеняне по оплошности, а может быть и намеренно, 
нарушили массалийские законы, и греки таким способом пресекли возможность 
рецидива. Не исключено и другое: этой надписью массалиоты ясно давали понять, 
что не допустят человеческих жертвоприношений на греческой территории, хотя бы 
и в чужеземных храмах. 
      В 540 году до н. э. персы согнали фокейцев с насиженных мест, и из Малой 
Азии на запад устремился новый поток переселенцев. Массалия быстро превратилась 
в цветущий город. Это был город моряков и аристократов, торговцев и оружейников,
 корабелов и служителей Муз. В отличие от демократических Афин Массалия стала 
республикой олигархов и этим снискала в какой-то мере симпатии карфагенян. 
Город был разделен на три больших округа, как подсказывала его планировка, а те 
в свою очередь - на пять районов. Округа ежегодно посылали в высший 
правительственный орган по двести отпрысков самых богатых семей, образовывавших 
Совет Шестисот. Членов Совета Шестисот называли тимухами ("облеченными почетной 
властью"). Исполнительным и судебным органом был Совет Пятнадцати, состоявший 
из делегатов всех городских районов, а за исполнением их решений следила 
коллегия Трех Первых, или Совет Трех, назначаемая от каждого округа из числа 
Пятнадцати. Члены Совета Пятнадцати, возможно (по аналогии с Афинами), 
назывались архонтами ("начальниками, правителями"). Глава Совета, в таком 
случае, должен был именоваться или просто архонтом, или первым архонтом, или 
архонтом-эпонимом (если его именем называли год его правления), второй архонт - 
архонтом-басилевсом ("царем"), он ведал религией, третий - архонтом-полемархом 
("полководцем"), остальные архонтами-фесмофетами ("законодателями"). Таким 
образом, каждый округ имел двухсот представителей в Совете Шестисот, пятерых в 
Совете Пятнадцати и одного в Совете Трех. Это было не худшим государственным 
устройством для того времени. 
      Массалия вырастала из моря на фоне наклонного "Трезубца Посейдона" гор 
Сен-Виктуар (1011 м), Пилон-дю-Руа (670 м) и Этуаль (400 м). То был символ 
власти над морем, и греки выказали себя достойными его. Их колонии усеяли все 
побережье от Гадеса (Кадиса), где они по соседству основали Гавань Менесфея, до 
Лигурийских Альп. Их корабли по-хозяйски сновали через Гибралтар. Карфагеняне 
больше не чувствовали себя хозяевами Запада. В конце VI века до н. э., сразу 
после захвата Гадеса, они установили блокаду Гибралтара, чтобы хоть как-то 
спасти свой пошатнувшийся престиж, а главное - монополию на торговлю оловом. 
Сплавляясь в одном тигле с медью, олово превращается в бронзу. Бронза нужна 
оружейникам, ваятелям, корабелам. Медь и олово ценились в то беспокойное время 
дороже никчемного золота. "Ценной была тогда медь, а золото было в презреньи 
как бесполезная вещь", констатирует римский поэт Лукреций. То был "оловянный 
век" - век жестокой конкуренции и эпохальных открытий. Карфагеняне нашли 
неисчерпаемый источник этого металла на Оловянных островах (Касситериды - 
по-гречески) у южного побережья Британии. Вероятно, в это понятие включались и 
богатейшие оловянные копи на полуострове Корнуэлл. Впервые этот драгоценный 
груз доставил оттуда Гимилькон примерно в 525 году до н. э. К несчастью, его 
перипл (описание плавания) утерян, и мы можем лишь гадать о перипетиях этой 
экспедиции. Именно после нее карфагеняне заперли Гибралтар для всех судов, 
кроме своих собственных. 
      Одновременно с Гимильконом за Столпы вышел Ганнон (этих двоих иногда даже 
считают братьями). Перипл этого, несомненно, выдающегося мореплавателя был 
высечен на плите, укрепленной в стене храма Баала в Карфагене. Греческий 
историк Полибий, присутствовавший при штурме римлянами Карфагена, успел снять 
копию перипла, а затем она была переведена на греческий и приобрела тот вид, в 
каком мы ее знаем. Многие, правда, и по сей день сомневаются, что на стене 
храма был помещен подлинный текст: периплы составляли строжайшую 
государственную тайну и немедленно уничтожались в случае реальной опасности их 
захвата. Совершенно невероятно, например, чтобы с периплом Ганнона были знакомы 
массалийские судовладельцы - торговые конкуренты карфагенян. В отличие от 
Гимилькона Ганнон повел свои корабли к югу вдоль Западной Африки, основывая по 
пути карфагенские поселения. Цель его плавания неясна. В перипле говорится, что 
ему было поручено основать колонии в Западной Африке. Возникает вопрос - зачем? 
Правдоподобнее выглядит утверждение Плиния и Помпония Мелы, что Ганнона послали 
уточнить очертания африканских берегов, что его плавание было разведывательным. 
Тогда зачем колонии? На разведку не ходят в сопровождении тридцати тысяч 
человек. Загадка! 
      Удовлетворительный ответ лишь один. По некоторым данным, лет за пять до 
экспедиций Гимилькона и Ганнона в Атлантику вышел первый из двух "львят" 
Массалии - Эвтимен. О нем абсолютно ничего не известно, перипл его не 
сохранился, цель плавания и маршрут остались тайной. Предполагают, что он 
посетил Нормандские острова, а затем повернул на юг и прошел довольно далеко 
вдоль западноафриканского побережья (может быть, до Сенегала). Если это так, 
тог