о там, где ему нужно, попросту обходит молчанием некоторые из 
них.
      Основным персонажем второй книги «Войны с персами» является уже не 
Велисарий, не стяжавший себе в описываемый период лавров, но, так сказать, 
антигерой Прокопия, шахиншах Хосров, в 540 г. вторгнувшийся на земли Византии и 
нанесший империи огромный ущерб. В то время как образы иных иранских шахов, да 
и самого Ирана, окутаны в произведении Прокопия некоей романтической дымкой, 
Хосров I изображен резкими мазками, как злой гений и персов, и византийцев.
      Судьба свела самого обожаемого и наиболее ненавистного из героев этого 
сочинения Прокопия лишь однажды, когда в 542 г. Велисарий вновь оказался в 
восточных пределах империи. Ни тот, ни другой не решились тогда вступить в 
открытый бой, но в то время как отказ Хосрова от битвы расценивается Прокопием 
как поступок, продиктованный боязнью потерять славу великого воина, поведение 
Велисария представляется ему проявлением высокой государственной мудрости1027.
      Показательно, однако, что образ Хосрова в «Войне с персами» поразительно 
схож с образом Юстиниана в «Тайной истории». И того, и другого историк порицает 
за страсть к новшествам, за вероломство и предательство1028. Поэтому вполне 
допустимо предположить, что уже в обрисовке необузданного характера Хосрова, 
которому противопоставлен мудрый Велисарий, проявились элементы критики в адрес 
Юстиниана, а, возможно, и сожаления, что не Велисарий, а Юстиниан, не ходивший 
в походы и не отличавшийся, по мнению Прокопия, другими необходимыми для 
императора качествами, обладал престолом.
      В силу обстоятельств Прокопий не смог завершить свой труд триумфом 
Велисария, поэтому он решился на весьма смелый шаг, рассказав в конце первой 
книги «Войны с персами» об опале любимца Юстиниана Иоанна Каппадокийского и 
затем вновь вернувшись к его судьбе заключении книги второй. Хотя, на первый 
взгляд, в этом проявилось стремление уравновесить композицию произведения, 
нельзя не заметить, что с главной темой «Войны с персами» это событие прямо 
никак не связано.
      Вместе с тем разделы, посвященные Иоанну Каппадокийскому, не менее 
явственно, чем описание личности Хосрова, перекликаются с разоблачающей 
Юстиниана «Тайной историей». Не имея возможности открыто порицать императора в 
предназначавшемся для публикации сочинении, Прокопий полной мерой воздал его 
министру. В неприязни Прокопия к Иоанну Каппадокийскому, возможно, сыграл свою 
роль сугубо личный, психологический мотив. И Иоанн, и Прокопий были выходцами 
из провинциальных городов, но из совершенно разных социальных слоев, между 
которыми лежала если не пропасть, то весьма значительное расстояние. 
Образованный аристократ Прокопий, привыкший свысока смотреть на людей, подобных 
Иоанну, не мог не чувствовать себя глубоко уязвленным тем, что в столице этот 
выходец из низов, заняв важнейший в имперской администрации пост, оказался в 
социальном плане далеко впереди него, всего лишь советника Велисария. Вполне 
естественно, что в представлении Прокопия необразованный ловкий мошенник и 
грубиян Иоанн являлся как бы живым олицетворением правления Юстиниана, и 
описанием возмездия Иоанну он как бы предсказывал отмщение Юстиниану. Именно с 
этой темы он начал свою «Тайную историю», говоря, правда, не о физическом 
возмездии, а о дурной славе среди потомков1029. В этих пассажах, как и в 
некоторых других своих частях, «Война с персами» является как бы прелюдией к 
«Тайной истории».
      Вместе, с тем, это сочинение позволяет нам понять еще одну, по крайней 
мере, причину конечного разочарования Прокопия в Юстиниане, в то время как в 
начале своей карьеры подобных чувств к императору он, повидимому, не испытывал.
 Выходец с Востока, Прокопий, видимо, не разделял устремлений Юстиниана на 
Запад, во всяком случае ценой серьезных уступок Хосрову. Не раз историк 
подчеркивает, что мир с персами византийцы купили за деньги1030.
      Страшное впечатление произвело на него и разрушение многих восточных 
городов империи, а гибель столицы Сирии, красавицы Антиохии, настолько 
ошеломила его, что он даже усомнился в мудрости воли Божьей: «У меня же кругом 
идет голова, когда я описываю такое бедствие и передаю его памяти грядущих 
поколений, и я не могу понять, какую цель преследует Божья воля, так 
возвеличивая человека или место, а затем вновь низвергая их и стирая с лица 
земли по причине нам совершенно неясной. Ибо нельзя же сказать, что все 
совершается у Него беспричинно, хотя он попустил, чтобы Антиохия, красота 
которой и великолепие во всем, даже и теперь не исчезли бесследно, оказалась 
разрушена до основания рукой нечестивейшего из смертных»1031.
      «Война с персами» позволяет нам сделать и другие наблюдения относительно 
мировосприятия Прокопия, являющего собой любопытный образчик византийского 
синкретизма. Историк преисполнен почтения к христианской вере, к самому Христу, 
к отшельникам и монахам1032, и вместе с тем, в традициях античности, он верит в 
судьбу, которая по своему усмотрению правит миром1033. Впрочем, Прокопий не 
любит долго витать в заоблачных высях, предоставляя это «сведущим людям», и 
одно из важнейших его качеств — рационализм. Он внимательно всматривается в 
окружающий его мир, всем интересуясь и все пытаясь понять. Его описание чумы, 
например, не отталкивает ужасающими подробностями, но поражает как 
свидетельство объективного наблюдателя, пытающегося подметить как можно больше 
симптомов болезни, систематизировать их и разобраться в ее причинах.
      Его поразительная любознательность, проявившаяся, в частности, и в его 
познаниях в восточных языках, прежде всего в персидском, а, возможно, и в 
армянском, помогла ему создать столь колоритное произведение, как «Война с 
персами». Обладая широтой познания, Прокопий не ограничивается описанием 
посольских миссий и военных конфликтов, но сочинение это включает в себя немало 
сведе