ий по внутренней истории Византии и Ирана, на основании которых можно 
судить не только о вражде между этими крупнейшими странами Ближнего Востока, но 
и о большом сходстве их институтов и мировосприятия их населения. Это сходство 
хорошо прослеживается и на памятниках искусства этих стран и, по всей видимости,
 не было вызвано лишь их поверхностным взаимовлиянием.
      Прокопий насыщает свое повествование увлекательными рассказами о быте, 
нравах и традициях византийцев, персов, армян, лазов, ивиров, а также их 
грозных соседей гунновэфталитов и арабов, совершает экскурсы в историю евреев 
и эфиопов. Источником сведений Прокопия в «Войне с персами» по большей части 
служил собственный опыт писателя; письменные источники (труд Приска Панийского, 
армянские и персидские памятники1034) использовались им главным образом для 
описания предшествующих 527 г. событий. Любил историк выслушивать свидетельства 
очевидцев и активно использовал устную традицию, в том числе персидскую и 
армянскую. А вплетенная в его рассказ о войне 502 — 506 гг. красочная легенда о 
св. Иакове1035, выдержанная в сирийском духе — дань местным сирийским преданиям.

      Как достойную похвалы черту творческой манеры Прокопия следует отметить 
его стремление к объективности при описании врагов империи. Так, никто из его 
современников не писал столь непредвзято о персах, как Прокопий, а когда он 
изображает воинственного Кавада с короткой саблей в руке1036, то в этом 
присутствует и некоторое восхищение иранским шахом.
      Провозгласив в начале своего сочинения поиск истины главным законом 
исторического жанра, Прокопий вместе с тем тщательно заботится о внешней форме 
своего произведения, создавая не просто историю, а своего рода исторический 
роман. Его повествование соразмерно, плавно и вместе с тем образно и живописно. 
Все направлено на то, чтобы создать у читателя цельное, четкое и яркое 
представление о всех перипетиях взаимоотношений двух крупнейших держав 
раннесредневекового мира. Будучи свидетелем большей части описанных им событий, 
владея массой фактов и сведений, он не загромождает ими свое произведение. 
Определив для себя главное в том или ином событии, Прокопий высвечивает его 
наиболее яркими красками, притеняя менее важные факты или не упоминая о них 
вовсе. Таким образом, в отличие от современных ему хронистов (для которых важен 
сам факт безотносительно к его значимости в длинном ряду прочих важных и 
второстепенных фактов, перечисляемых в историческом сочинении), ему удается 
создать не только более красочную, но в целом и более достоверную картину 
событий.
      К числу таких описаний относится, в частности, его рассказ о войне между 
Византией и Ираном в 502 — 506 гг. В то время как современник этой войны, 
житель Эдессы Иешу Стилит, рассказывая о ней в своей хронике, сосредоточил 
внимание почти исключительно на событиях, происходивших вокруг его родного 
города, и дал, таким образом, по существу описание войны с точки зрения 
эдессита, Прокопий выделяет в этой войне главное событие — военные действия в 
районе города Амиды. В соответствии с этим он определил для себя главную тему и 
именно ей посвятил свой рассказ, сделав это с необычайным блеском1037.
      Иной раз Прокопий просто в угоду читателю выбирает из массы черт 
какогото явления то, что особенно может поразить его воображение. Так, говоря 
о маздакитском движении, сторонником которого некоторое время был и шах Кавад, 
Прокопий сообщает, что среди прочих новшеств маздакитами была введена и 
общность жен1038. Разумеется, это не было главным в маздакитстве (более того, 
спорным является само наличие подобного положения в догматике маздакитов1039), 
но именно эта черта могла особенно поразить воображение византийского обывателя,
 читающего сочинение Прокопия. И если историк в данном случае и не дает полной 
картины маздакитского движения, то он все же позволяет судить о вкусах своей 
среды.
      Важным литературным компонентом сочинения являются речи его персонажей, 
которые служат не только риторическим украшением произведения, но и несут 
важную смысловую нагрузку, ибо для историка это благоприятный случай высказать 
собственные взгляды по тому или иному вопросу. Вложенные в уста врагов, они, в 
частности, позволяют автору высказать критику в адрес императора, а порой и 
весьма дерзко пошутить на его счет.
      Подобная роль речей в произведениях Прокопия, конечно, не означает, что 
они полностью представляют собой плод свободного полета фантазии писателя. 
Прокопий пользуется реальными речами исторических лиц, преображая их по 
содержанию и стилистически согласно потребностям и правилам жанра. Неоднократно 
историк использует речи для того, чтобы охарактеризовать ситуацию или 
действующих лиц. В качестве примера сошлемся на знаменитую речь императрицы 
Феодоры, произнесенную ею на императорском совете в критические минуты 
восстания Ника1040. По единодушному мнению исследователей, речь была 
историческим фактом1041. Решительная и смелая, Феодора к тому же как бывшая 
актриса неплохо владела даром импровизации. И все же Прокопий, сохранивший 
смысл ее речи, придал ей больший литературный блеск. При этом образцом для него 
послужила приведенная Геродотом (8. 68) речь Артемисии на совете персов перед 
Саламинской битвой, хотя смысл той и другой речи прямо противоположен друг 
другу.
      Более интересно здесь, однако, другое. Прокопий вложил в уста Феодоры 
афоризм «Царская власть — прекрасный саван», который не только эффектно 
завершал речь императрицы, но и служил другой, очень важной для Прокопия цели — 
напомнить образованному читателю о сиракузском тиране Дионисии Старшем. В 403 г.
 до н. э. Дионисий находился в сходной с Юстинианом ситуации, будучи осажден 
восставшими в крепости Ортигия. Тогда, по словам Диодора и Элиана, один из 
друзей Дионисия призывая его к решительным действиям, сказал ему: «Тирания — 
прекрасный саван»1042. Афоризм получил широкую известность, и античные авторы 
нередко использовали его