продовольствием, попали на передовой отряд Гайя и взяты были в плен. В ответ на 
расспросы пленные рассказали вождю, что было раньше, сообщили о приближении 
обоих войск, причем дали понять, что кельты очень близко, а с тыла за ними 
следует войско Луция. Консул был поражен этими вестями, хотя нисколько не терял 
бодрости, ибо видел, что кельты заперты с обеих сторон римскими войсками. 
Трибунам он приказал строить легионы в боевой порядок, шагом продолжать путь и, 
насколько позволит местность, делать наступление с фронта. Сам он сообразил, 
что было бы удобно расположиться на холме над дорогой, по которой должны были 
проходить кельты, а потому взял с собою конницу и поспешил занять 
заблаговременно возвышенность, чтобы затем самому начать сражение: он был 
убежден, что при таком способе действий главная доля успеха будет достигнута им.
 Кельты сначала ничего не знали о прибытии войска Атилия, а из того, что 
происходило, заключали, что Эмилий ночью обошел их со своей конницей и успел 
занять некоторые местности. Поэтому они тотчас отрядили конницу и часть 
легковооруженных с целью отбить высоты у неприятеля. Но вскоре от одного из 
пленных они узнали о прибытии Гайя и поспешно выстроили свою пехоту на обе 
стороны, против передних и задних неприятелей. Что неприятель следует за ними, 
кельты знали; ждали они и встречи с неприятелем с фронта, о чем 
свидетельствовали теперь очевидцы и все происходящее. 

28. О высадке легионов у Пизы Эмилий слышал, но пока не догадывался о близости 
их; теперь же происшедшее у холма сражение показало ясно, что войска товарища 
его очень близко. Немедленно он послал на помощь сражающимся на холме свою 
конницу; а сам выстроил обычным у римлян порядком свою пехоту и повел ее на 
врага. Кельты поставили альпийских гесатов сзади, откуда ждали нападения Эмилия,
 подле них поместили инсомбров. В передних рядах поставлены были тавриски и 
живущие по сю сторону Пада бои, которые, таким образом, имели в тылу упомянутые 
выше войска, а лицом обращены были к войску Гайя, нападения коего ожидали; 
повозки и колесницы они поставили по бокам линии у обоих флангов; добычу снесли 
на одну из ближайших гор и поставили там стражу. Это обоюдостороннее 
расположение кельтов было не только грозно на вид, но и весьма пригодно для 
битвы. Инсомбры и бои шли в битву в штанах и в легких, накинутых сверху плащах  
87 . Что касается гесатов, то самоуверенность и смелость их были так велики, 
что они сбросили с себя и эту одежду и, обнаженные, только с оружием в руках, 
стояли в передних рядах войска: так, думалось гесатам, удобнее будет сражаться, 
ибо плащи могут цепляться за разбросанные там и сям кустарники и затруднять 
употребление оружия. Сначала битва шла только у холма, и для всех было видно, 
сколь многочисленная конница от каждого войска участвует в завязавшейся схватке.
 В этом сражении пал, как отчаянный боец, консул Гай, и голова его отнесена 
была царем кельтов. Однако римская конница благодаря своей храбрости овладела, 
наконец, полем сражения и одолела врага. После этого, когда пешие войска были 
уже близко друг к другу, получилось своеобразное, удивительное зрелище, 
любопытное не только для участников, но и для позднейших читателей, имеющих 
возможность представить себе прошлое из описания. 

29. Так, прежде всего всякий поймет, что благодаря участию в битве трех войск 
вид битвы и самый способ сражения должны были представляться совершенно новыми 
и небывалыми. Во-вторых, кто может или мог, теперь или в то самое время, не 
затрудняться решением вопроса о положении кельтов: было ли оно крайне 
невыгодным, потому что неприятель наступал на них разом с двух сторон, или, 
напротив, весьма удобным, потому что они сражались в одно и то же время с двумя 
неприятелями и тыл их был обеспечен с обеих сторон, главным же образом потому, 
что им отрезаны были все пути к отступлению и возможность спастись в случае 
поражения. Такова уж особенность двустороннего расположения войска. Что 
касается римлян, то им прибавило смелости то обстоятельство, что неприятель был 
охвачен со всех сторон и заключен в середину между ними, хотя, с другой стороны,
 кельты пугали их боевым строем и шумом. Действительно, число трубачей и 
свирельщиков было у них невообразимо велико, а когда все войско разом исполняло 
боевую песню, поднимался столь сильный и необыкновенный шум, что не только 
слышались звуки свирелей и голоса воинов, но звучащими казались самые 
окрестности, повторявшие эхо. Ужасны были также вид и движения нагих людей, 
стоявших в первом ряду, блиставших цветущим здоровьем и высоким ростом. В 
первых рядах не было ни одного воина, который бы не имел на себе золотого 
ожерелья или браслетов. Если вид всего этого и устрашал римлян, то надежда на 
добычу сильнее подстрекала их к битве. 

30. Как только копьеметатели согласно обычному порядку выступили из римских 
легионов вперед и начали битву метким и частым метанием дротиков, штаны и плащи 
для кельтов задних рядов оказались очень полезными; напротив, передние нагие 
воины, не ожидавшие такого нападения, испытывали большие неудобства и трудности.
 Дело в том, что галатский щит не может прикрывать воина, а при большом росте 
галатов дротики тем вернее попадали в неприкрытые части тела. Наконец, 
вследствие дальнего расстояния и множества падающих на них дротиков они увидели,
 что не могут совладать с копьеметателями; одолеваемые ранами и безвыходностью 
положения, одни из них в безумной ярости кидались на врага и сами обрекали себя 
на смерть, другие начинали понемногу отступать к своим и явною робостью 
приводили в смущение задних воинов. Так посрамлена была копьеметателями 
кичливость гесатов. Полчище инсомбров, боев и таврисков упорно дралось с 
неприятелем в рукопашном бою, когда римляне сменили копьеметателей и двинули на 
врага свои манипулы. Сколько их ни избивали, они не падали духом ничуть;