направлении, наполняется песком, и тогда у самого устья образуется мелкий 
переход. Никому не открывая своего замысла, Гамилькар принял все меры к 
выведению войска из города и выжидал только вышесказанного момента. Когда 
момент этот настал, Гамилькар ночью, никем не замеченный, вышел и на рассвете 
переправил свое войско в упомянутом месте. Все произошло неожиданно как для 
карфагенян, находившихся в городе, так и для неприятеля, а Гамилькар перешел 
равнину и направился к мостовой страже. 

76. Узнав об этом, Спендий повел свои войска против неприятеля, причем одни в 
числе не менее десяти тысяч человек двинулись из города, что у моста, другие, 
более пятнадцати тысяч, из Утики; таким образом, оба войска шли на соединение 
друг с другом. Сошедшись на близком расстоянии и вообразив, что в середине 
между ними заключены карфагеняне, наемники наскоро обменялись советами и 
ободрениями  174 и бросились на врага. Между тем Гамилькар продолжал путь; 
впереди шли слоны, за ними следовали конница и легкие отряды, а позади всего 
тяжеловооруженные. Когда он увидел, что неприятель с жаром несется на них, то 
скомандовал всем частям войска оборотить тыл: передним рядам приказал повернуть 
назад и поспешно отступать; тем же, которые вначале находились позади, 
скомандовал полуоборот и мало-помалу поставил их лицом к лицу против неприятеля.
 Ливияне и наемники думали, что неприятель в страхе бежит, в беспорядке стали 
напирать на карфагенян и с ожесточением шли врукопашную. Но вдруг карфагенская 
конница, повернув лошадей, приблизилась к отряду, обращенному против неприятеля,
 и стала подле; в то же время надвигалось и остальное войско. Неожиданная 
перемена движения поразила ливиян, и они, только что преследовавшие неприятеля 
в беспорядке и врассыпную, теперь отступили и бежали. При этом одни из них 
наталкивались на задние ряды, сбивали их с ног, гибли сами и губили своих же; 
большинство было раздавлено напиравшею с тыла конницею и слонами. Ливиян и 
наемников пало около шести тысяч человек, взято в плен около двух тысяч. 
Остальные бежали частью в город, прилегающий к мосту, частью в стоянку подле 
Утики. Между тем Гамилькар, одержав такую победу, преследовал неприятеля по 
пятам, город, что у моста, взял с первого набега, ибо неприятель покинул его и 
укрылся на Тунете; остальную область он исходил в разных направлениях, одни 
города сдались, другие, большая часть, взяты приступом. Карфагеняне, 
отчаявшиеся было в успехе, после этого несколько ободрились и стали смелее. 

77. Сам Матос тем временем продолжал осаду Гиппакрит; вождю галатов Автариту и 
Спендию он советовал держаться вблизи неприятеля, но избегать ровных мест, так 
как у карфагенян сильная конница и множество слонов, следовать с войском по 
склонам гор бок о бок с карфагенянами и пользоваться всяким невыгодным для 
врага местом для нападения. Отдавая эти распоряжения, Матос в то же время 
отправил посольства к нумидянам и ливиянам с просьбою о помощи и с увещанием не 
терять случая к восстановлению своей свободы. Итак, на Тунете Спендий отобрал 
воинов из каждого племени, всего до шести тысяч человек. Во главе этого войска 
и двух тысяч галатов с Автаритом он двинулся вперед по склонам горы и следил за 
движениями карфагенян; остальная часть первоначального состава их перебежала к 
римлянам во время осады Эрикса. Только что Гамилькар расположился лагерем в 
какой-то равнине, окруженной со всех сторон горами, как вспомогательные войска 
нумидян и ливиян соединились со Спендием. Внезапно перед Гамилькаром появился 
лагерь ливиян, в тылу расположились нумидяне, а с фланга Спендий, и карфагеняне 
очутились в большом затруднении перед лицом неминуемой опасности. 

78. В это время в неприятельском стане находился некий Нарава, один из 
знатнейших нумидян, преисполненный воинственного духа. Он всегда был дружески 
расположен к карфагенянам, от отца унаследовав добрые отношения с ними; теперь 
уважение к военачальнику Гамилькару еще более укрепило его в этих чувствах. 
Нарава полагал, что настал момент для приобретения дружбы и расположения 
карфагенян, и отправился в стан их в сопровождении почти сотни нумидян. Подойдя 
к валу, он смело остановился и подал знак рукою. Недоумевая, что это значит, 
Гамилькар послал к нему всадника, которому тот объяснил, что желает говорить с 
военачальником. Так как Гамилькар колебался и не доверял, то Нарава передал 
свою лошадь и копья провожатым и безоружный смело вошел в лагерь. Отвага его 
одних изумила, других напугала; тем не менее карфагеняне приняли его и 
допускали в свою среду. Когда Нараве дали говорить, он объяснил, что благоволит 
ко всем карфагенянам, но больше всего желал бы приобрести дружбу Барки. «Теперь 
он явился сюда», продолжал Нарава, «чтобы заключить дружбу с ним и быть верным 
товарищем его во всяком предприятии и во всяком замысле». При этих словах юноши,
 представшего перед ним с такою смелостью и говорившего так просто, Гамилькар 
сильно обрадовался: он не только принял его в соучастники своих предприятий, но 
и обещал выдать за него свою дочь под условием, если Нарава пребудет верным 
карфагенянам. По заключении договора Нарава привел с собою подчиненных ему 
нумидян, около двух тысяч человек. Подкрепленный этим отрядом, Гамилькар 
приготовился к бою. Спендий соединился с ливиянами и, спустившись в равнину, 
дал битву карфагенянам. Сражение было жестокое; победителем остался Гамилькар, 
потому что и слоны прекрасно сражались, и Нарава оказал блистательнейшую услугу.
 Автарит и Спендий бежали; из числа воинов пало около десяти тысяч, а взято в 
плен около четырех тысяч человек. После этой победы Гамилькар дозволил желающим 
того пленникам вступить к нему на службу и вооружил их доспехами убитых 
неприятелей. Тех же пленных, которые отказывались от этого, он собрал вместе и 
обратился к ним с речью, говоря, что прощает им проступки, совершенные раньше, 
и дает каждому полную свободу идти, куда кто желает. Но на будущее время он