обращались крайне жестоко; в числе их был и Ганнон. Потому-то мужчин не нужно 
было подстрекать к возмущению: они ждали только вести о нем. Женщины до поры до 
времени терпеливо взирали на то, как сборщики податей уводили в тюрьмы мужей их 
и отцов, но теперь в разных городах они обязали себя взаимными клятвами — не 
скрывать ничего из своего имущества, снимали с себя украшения и безропотно 
отдавали их на жалованье. Матосу и Спендию они доставили денег в таком изобилии,
 что те не только уплатили наемникам недоданное жалованье, обещанное им на 
случай восстания, но и на будущее время имели большие запасы. Вот почему люди 
здравомыслящие всегда должны принимать во внимание не одно настоящее, но больше 
еще будущее. 

73. Однако, как ни трудно было положение карфагенян, главнокомандующим они 
назначили Ганнона, так как ему приписывали заслугу первого покорения ливийского 
Гекатонтапила  171 ; затем стянули наемные войска, вооружили граждан, достигших 
положенного возраста, упражняли и строили городскую конницу, оснащали уцелевшие 
еще суда, трехпалубные и пятидесятивесельные, а равно самые большие лодки. 
Между тем Матос с единомышленниками, когда явилось к ним на службу около 
семидесяти тысяч человек, разделили войско на две части и повели 
беспрепятственно осаду Утики и Гиппакрит, лагерь свой на Тунете укрепили, а 
карфагенян отрезали от всей остальной Ливии. Самый Карфаген расположен в заливе 
и выдается вперед в виде полуострова, так что с одной стороны он омывается 
морем, а с другой озером. Тот перешеек, которым город соединяется с Ливией, 
имеет около двадцати пяти стадий ширины. Недалеко от Карфагена, со стороны, 
обращенной к морю, лежит город Утика; на другой стороне, у озера, находится 
Тунет. Наемные войска расположились лагерем на этих обоих пунктах, тем отрезали 
карфагенян от прочей страны и теперь угрожали самому городу. Подходя к 
городским стенам то днем, то ночью, они повергали жителей его в состояние 
тревоги и ужаса. 

74. Ганнон делал надлежащие приготовления к войне, как человек от природы 
способный к этому делу. Но с выступлением на поле битвы он менялся: не умел 
пользоваться благоприятными моментами и вообще оказывался неопытным и неловким. 
Так, прежде всего он явился на помощь осажденным к Утике и большим количеством 
слонов — у него было их не меньше ста — навел страх на неприятелей и уже почти 
одерживал полную победу, но затем обнаружил такую неумелость, что едва не 
погубил и себя, и осажденных. Он добыл из города Утики катапульты, стрелы и 
вообще все нужные для осады приспособления и, разбив лагерь перед городом, 
пошел на приступ против неприятельских валов. Лишь только слоны ворвались в 
лагерь, неприятели не могли выдержать их тяжелого натиска, и все бежали из 
лагеря. Многие при этом пали от ран, нанесенных зверями; уцелевшие воины 
утвердились на сильно поросшем растительностью холме, полагаясь на 
недоступность местности. Ганнон привык воевать с нумидянами и ливиянами, 
которые в случае отступления бегут не останавливаясь на пространстве двух-трех 
дней; поэтому он и теперь полагал, что война кончена и что им одержана 
решительная победа; о солдатах и стоянке он не заботился более, и сам 
возвратился в город для отдохновения. Между тем сбежавшиеся на холм наемники, 
люди, которые воспитались в подвигах отважного Барки, которые в сицилийских 
битвах научились в один и тот же день по несколько раз отступать и снова 
нападать на врага, увидели теперь, что начальник удалился в город, а войско, 
обрадовавшись победе, разбрелось беспечно из стана; тогда они общими силами 
ударили на вал, многих карфагенян положили на месте, остальные вынуждены были 
постыдно бежать к стенам и воротам города. Наемники завладели всем обозом и 
орудиями осады, которые сверх всего прочего добыл из города Ганнон и теперь 
предоставил в руки неприятеля. И не в этом только обнаружилась явная 
неспособность Ганнона: несколько дней спустя, когда подле города, именуемого 
Горзою  172 , неприятель расположился против него лагерем, ему представлялась 
возможность одержать победу дважды в правильном сражении и дважды в неожиданном 
нападении, ибо неприятельский стан был вблизи его; но Ганнон упустил эти случаи,
 как кажется, по чрезмерному легкомыслию. 

75. Карфагеняне поняли тогда всю неумелость Ганнона в ведении дела, и снова 
облекли Гамилькара по прозванию Барку, властью главнокомандующего. Они 
отправили его на эту войну в звании военачальника с семьюдесятью слонами, с 
набранными вновь наемниками и с перебежчиками от неприятелей; сверх этого дали 
ему конных и пеших воинов из граждан, так что всего войска было у него около 
десяти тысяч человек. Немедленно, при первом же появлении Барки неприятель, 
смущенный неожиданностью нападения, упал духом; Утика была освобождена от осады,
 и вообще Барка оказался достойным и прежних своих подвигов, и тех надежд, 
какие возлагал на него народ. Вот что совершил он в этом деле. Узкая полоса 
земли, соединяющая Карфаген с Ливией, перерезана трудно переходимыми холмами, 
между которыми проложены улицы, ведущие из города в страну. Случилось так, что 
Матос занял стражей все выгодные для войны пункты на этих холмах. Кроме того, в 
некоторых местах река по имени Макора  173 подобным же образом пересекает путь 
из города в Ливию и благодаря обилию воды обыкновенно бывает непереходима 
вброд; но на ней есть мост; у этого-то моста Матос построил город, дабы 
обеспечить надзор за переправою. Вследствие этого карфагеняне не только не 
могли привести в страну войско, но даже отдельные лица, когда желали пройти 
туда, нелегко ускользали от дозора неприятеля. Так как выход из города был 
затруднен, Гамилькар со свойственною ему находчивостью придумал следующую меру. 
Он заметил, что устье названной выше реки при ветрах, дующих в известном