какую помощь не рассчитывал и врезывался в середину врагов. Тем не менее он 
причинял римлянам большие затруднения и подвергал их серьезным опасностям. 
Отправляясь отсюда своими кораблями, он прежде всего занялся опустошением 
италийского побережья до области кумеян. Потом, когда римляне на суше перед 
городом Панормом расположились против него лагерем на расстоянии стадий пяти, 
[57] Гамилькар в течение почти трех лет давал им битвы на суше частые и 
многообразные; подробное описание их было бы невозможно. Дело в том, что в 
борьбе замечательных кулачных бойцов, блистающих храбростью и искусством, когда 
они в решительном бою за победу неустанно наносят удар за ударом, ни участники, 
ни зрители не могут разглядеть или предусмотреть отдельных ударов и ушибов, 
хотя и могут получить довольно верное представление о ловкости, силе и мужестве 
борющихся по общему напряжению сил их и по обоюдному упорству в состязании: 
точно то же было и с военачальниками, о коих идет теперь речь. И в самом деле, 
историку нельзя было бы исчислить все поводы и подробности тех взаимных засад, 
наступлений и нападений, какие происходили между воюющими ежедневно, да и 
читателю описание это показалось бы утомительным и совершенно бесполезным. 
Легче можно оценить названных выше военачальников из общего рассказа о борьбе и 
об окончательном исходе ее. Ибо теперь испытаны были все военные хитрости, 
какие только знает история, все уловки, какие требовались обстоятельствами 
времени и места, все то, в чем проявляются необычайные отвага и сила. Однако по 
многим причинам решительная битва была невозможна: силы противников были равны, 
укрепления их были одинаково сильны и недоступны, а разделяющее стоянки 
расстояние было весьма незначительно. Вот главным образом почему происходили 
ежедневно небольшие схватки и почему не могло быть какого-либо решительного 
дела. Всегда выходило так, что участвовавшие в бою гибли в самой схватке, а все 
те, кому удавалось отступить, быстро укрывались от опасности за своими окопами, 
откуда снова выходили на битву. 

58. Вдруг судьба, подобно ловкому устроителю состязания  155 , вывела воюющих 
из описанного выше положения, заменила прежнюю борьбу более опасною, а 
борющихся заперла на меньшем еще пространстве, именно: так как римляне занимали 
вершину Эрикса и его подножье, о чем сказано у нас выше, то Гамилькар овладел 
городом эриклян, лежащим между вершиною и разбитым у подошвы горы лагерем. 
Теперь те римляне, которые занимали вершину горы, мужественно выдерживали 
борьбу и лишения осаждаемых. С другой стороны, карфагеняне обнаруживали 
невероятную стойкость, ибо неприятель теснил их со всех сторон, жизненные 
припасы получались с трудом, потому что сообщение с морем они имели в одном 
только месте и в одном направлении. И здесь обе стороны пустили в ход одна 
против другой всю изворотливость и силу, какие потребны в деле осады, 
претерпели всевозможные лишения, испытали все виды нападения и обороны, пока, 
наконец «не пожертвовали победного венка богам»  156 не потому, как уверяет 
Фабий, что не в силах были терпеть дольше, но потому что сделались 
нечувствительными к страданиям и неодолимыми. И в самом деле, прежде чем одним 
удалось одолеть врага, хотя и на этом месте противники боролись в течение двух 
лет, конец войне положен был иным способом. 

Таково было положение дел на Эриксе и в сухопутных войсках, а самые государства 
противников уподоблялись породистым дышащим боем петухам  157 . Не раз такие 
птицы, потеряв от изнеможения способность владеть крыльями, находят себе опору 
в собственной отваге и продолжают наносить друг другу удары, пока, наконец, 
сами собой не кидаются друг на друга, быстро сцепливаются, и тогда один из них 
падает замертво. Подобно этому, римляне и карфагеняне, утомленные трудами 
непрерывной борьбы, истощены были вконец, а налоги и расходы, удручавшие их 
долгое время, подорвали их силы. 

59. Так и римляне сохраняли душевную твердость, хотя уже в течение почти пяти 
лет совершенно отказались от моря частью вследствие понесенных неудач, частью 
потому, что считали для себя возможным кончить войну только сухопутными силами. 
Теперь они увидели, что расчеты их не оправдались главным образом благодаря 
отваге военачальника карфагенян и решились в третий раз попытать счастья в 
морской войне. Руководились они убеждением, что этим только способом война 
может окончиться выгодно для них, если предприятие поведено будет как следует, 
что, наконец, и удалось им. Покинуть море в первый раз вынудили их обрушившиеся 
случайно бедствия, второй раз поражение в битве при Дрепанах. Теперь они делали 
третью попытку и, победив карфагенские войска на Эриксе, лишив их подвоза 
жизненных припасов со стороны моря, завершили борьбу. То, что римлян наибольше 
побуждало к войне, был воинственный дух их. Средств для осуществления плана в 
государственной казне не было; но они были добыты благодаря рвению и любви к 
отечеству правителей государства. По мере своих средств каждый гражданин сам по 
себе или вдвоем и втроем с другими обязывался доставить оснащенное пятипалубное 
судно, причем издержки на это только в случае счастливого исхода предприятия 
должны были быть возмещены казною. Таким-то способом быстро было заготовлено 
двести пятипалубных судов; сооружены они были по образцу корабля Родосца; затем 
римляне выбрали в консулы Гайя Лутация  158 и в начале лета отправили флот в 
море. Неожиданно появился он у берегов Сицилии, овладел гаванью Дрепан и 
якорными стоянками у Лилибея, так как весь флот карфагенян возвратился домой. 
Возведя укрепления вокруг города Дрепан и сделав все прочие приспособления, 
римский консул повел осаду всеми возможными средствами. Вместе с тем он 
предвидел прибытие карфагенского флота и памятовал первоначальное решение, что 
война может быть кончена только морским сражением; поэтому, не желая терять