поведение их того заслуживает, порицать и беспощадно осуждать ближайших друзей 
своих, когда требуют того ошибки в их поведении . Как существо живое делается 
ни к чему негодным, раз у него отнято зрение, так вся история обращается в 
бесполезное разглагольствование, раз она лишена истины. По этому же самому мы 
не должны непременно обличать друзей или восхвалять врагов; не следует 
смущаться тем, если одних и тех же людей приходится раз порицать, другой раз 
хвалить, ибо невозможно, чтобы люди, занятые государственными делами, были 
всегда непогрешимы, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно 
заблуждались. Итак, в историческом повествовании необходимо отрешиться от 
деятелей и лишь к самым действиям их прилагать соответствующие мнения и 
суждения. [15.] В верности только что сказанного можно убедиться следующим 
способом: начиная повествование со второй книги, Филин утверждает, что 
карфагеняне и сиракузяне расположились вражеским станом у Мессены, что римляне, 
переправившись через море и вошедши в город, тотчас выступили против сиракузян, 
понесли большие потери и возвратились в Мессену, что затем пошли на карфагенян 
и не только были разбиты, но и потеряли значительное число воинов пленными. 
Вслед за этим сообщением он уверяет, что Гиерон после битвы до того потерял 
рассудок, что не только тотчас истребил огнем валы, лагерные палатки и бежал 
ночью в Сиракузы, но покинул также все укрепления, угрожавшие Мессенской 
области. Равным образом карфагеняне, по его словам, немедленно после сражения 
покинули свои валы, рассеялись по городам и не дерзали больше показываться в 
открытом поле, а вожди их, замечая трусость в массе солдат, не отваживались 
решать дело битвою. Напротив, римляне в погоне за неприятелем не только будто 
бы опустошали поля карфагенян и сиракузян, но решились разбить лагери у самых 
Сиракуз и осадить город. Все это, как мне кажется, преисполнено всевозможных 
несообразностей и вовсе не нуждается в опровержении. Ибо те самые войска, 
которые, по словам Филина, осаждают Мессену и одерживают победы в битвах, 
оказываются бегущими, очищающими поле сражения, наконец осажденными и упавшими 
духом; побеждаемые и осаждаемые тут же изображаются в открытом поле 
преследующими победителями, осаждающими наконец Сиракузы. Согласовать между 
собою эти противоречия никак невозможно. И в самом деле, одно из двух должно 
быть неверно: начальные уверения Филина или суждения его об исходе дела. Но эти 
последние верны, ибо карфагеняне и сиракузяне очистили поле битвы, а римляне 
вслед за сим приступили к осаде Сиракуз, и, как сам он говорит, Эхетлы   64 , 
лежавшей на границе владений сиракузян и карфагенян. Следовательно, необходимо 
заключить, что ложны уверения, высказанные вначале, что историк говорит о 
поражении тех самых римлян, которых в первых стычках под Мессеною называет 
победителями. Можно бы доказать, что Филин поступает точно так же во всем 
повествовании; на него походит и Фабий, как будет объяснено нами в своем месте. 


Покончив с отступлением и возвращаясь к изложению событий, мы постараемся с 
соблюдением везде последовательности рассказа представить читателям вкратце 
верную картину упомянутой выше войны. 

16. Когда из Сицилии пришли вести в Рим о победах Аппия и его легионов, римляне 
выбрали в консулы Мания Отацилия и Мания Валерия   65 , стали снаряжать все 
войска с двумя вождями во главе в Сицилию. У римлян всего войска, не считая 
союзников, четыре римских легиона, которые набираются ежегодно; в каждом из них 
четыре тысячи пехоты и триста конных воинов   66 . Когда войска эти явились в 
Сицилию, большинство городов отложилось от карфагенян и сиракузян и перешло на 
сторону римлян   67 . Гиерон замечал тревогу и ужас сицилийцев, видел 
многочисленность и силу римских легионов и из всего этого заключал, что расчеты 
римлян на победу более основательны, чем карфагенян. Соображая это и склоняясь 
к такой мысли, он отправил посольство к римским вождям с предложением мира и 
союза. Римляне согласились на это больше всего из-за продовольствия: они 
опасались, что при господстве карфагенян на море им отрезан будет подвоз 
съестных припасов откуда бы то ни было, тем более что и переправившиеся прежде 
легионы терпели сильную нужду. Вот почему они охотно приняли союз с Гиероном в 
ожидании от того больших для себя выгод. По условиям договора царь должен был 
возвратить римлянам пленных их без выкупа и сверх того заплатить сто талантов 
серебра  68 . С этого времени римляне пользовались услугами сиракузян, как 
друзей и союзников, а царь Гиерон поставил себя под покровительство римлян, 
коим по мере надобности он и доставлял все нужное, сам после этого спокойно 
царствовал над сиракузянами, мечтая только о венках да о славе у эллинов  69 . 
И в самом деле, кажется, никогда не было столь знаменитого владыки и никто 
дольше его не наслаждался плодами своей мудрости как в частной жизни, так и в 
делах государственных. 

17. Когда условия договора стали известны в Риме, народ одобрил и утвердил 
заключенный с Гиероном мир, и римляне постановили посылать впредь не все свои 
войска, но лишь два легиона, как потому, что с присоединением царя бремя войны, 
казалось им, уменьшилось, так еще больше потому, что войска их, думали римляне, 
ни в чем не будут теперь нуждаться. Напротив, карфагеняне, видя, что Гиерон 
стал врагом их, что римляне все сильнее вмешиваются в дела Сицилии, почитали 
необходимым усилить свои военные средства, дабы иметь возможность бороться с 
врагом и удержать за собою сицилийские владения. Поэтому они набрали большое 
число наемников в противолежащей стране из лигистинов, кельтов и особенно 
иберов  70 , и всех их отправили в Сицилию. Они видели, что для этих 
приготовлений наилучше приспособлен самою природою город акрагантян  71 , что