|
й собственного народа, которые, так сказать,
погрели руки у чужого огня.
«И Светоний, имея в своем распоряжении четырнадцатый легион и ветеранов
двадцатого, а также вспомогательные войска, находившиеся поблизости, что
составляло всего около 10 тысяч полностью вооруженных людей, решил... дать бой.
Выбрав позицию на теснине, уходящей к лесу, и убедившись, что враг только
впереди, на открытой равнине, где нет мест для засад, он поставил легионы
сомкнутым строем, с легковооруженными воинами по бокам и плотными рядами
конницы на флангах».
День сражения оказался решающим. Армия варваров, силой в 80 тысяч человек,
сопровождаемая – подобно тому, как это принято у германцев и галлов, –
женщинами и детьми в неуклюжем обозе, выдвинулась боевым порядком,
преисполненная решимости победить или пасть в бою. Никто не думал о том, как
сложатся обстоятельства после боя. Для обеих сторон вопрос стоял так – все или
ничего. При всех неблагоприятных обстоятельствах римские дисциплина и
тактическая выучка восторжествовали. Пощады не было даже детям.
«То была славная победа, достойная стать в ряд с великими победами древности.
Некоторые утверждают, что на поле осталось чуть менее 80 тысяч бриттов, тогда
как наши потеряли убитыми около 400 человек и ранеными немногим больше». Так
рассказывают победители. Боудикка приняла яд. Пений Постум, командир второго
легиона, не подчинившийся приказу и лишивший своих людей их доли в победе,
пронзил себя мечом, когда услышал об успехе четырнадцатого и двадцатого
легионов.
Теперь Светоний думал только о мести, и восставшим действительно было за что
расплачиваться. Нерон прислал из Германии подкрепление в 4-5 тысяч человек, и
все враждебные или подозреваемые во враждебности племена были наказаны огнем и
мечом. Хуже всего им приходилось от нехватки продовольствия, потому что бритты,
уверенные в том, что им удастся захватить припасы римлян, вывели против них
всех мужчин, оставив незасеянными поля. Тем не менее дух их остался не
сломленным, и вполне возможно, что уничтожению подвергся бы весь этот древний
народ, если бы не возражения нового прокуратора, поддержанного чиновниками в
Риме, которые опасались, что вместо провинции получат пустыню. Как человек
действий Светоний завоевал большой авторитет, и его военные решения были
здравыми и благоразумными. Но в Римском государстве существовала одна опасная
особенность, которую нельзя сбрасывать со счетов под предлогом того, что она
порождена лишь завистью влиятельных и могущественных людей. Стали говорить, что
Светоний чересчур жаждет воинской славы и что широкое восстание в провинции
застигло его врасплох, что «неудачи его являются следствием его глупости, а
успехи объясняются благоприятствованием судьбы». Нужно прислать нового
правителя, «без злобы к противнику, который мягко обойдется с покоренным
врагом».
Именно в таком смысле постоянно писал в Рим прокуратор Юлий Классициан, чье
надгробие находится сейчас в Британском музее. Он настойчиво просил усмирить
воинствующие банды, все еще продолжающие драться и не желающие ни мира, ни
пощады, голодающие и погибающие в лесах и на болотах. В конце концов было
решено примириться с бриттами. Волнения в Германии и опасности, грозящие из-за
Рейна, заставили даже имперские власти в Риме понять бессмысленность напрасной
траты сил в далеких краях. Благовидный предлог для смещения Светония появился
после того, как несколько его кораблей были разбиты бурей. Император Нерон
послал нового правителя, который договорился о мире с отчаянными племенами,
благодаря чему их кровь навсегда сохранилась в жилах островной расы.
* * *
Интересный рассказ о новой провинции содержится у Тацита в «Жизнеописании Юлия
Агриколы»: «Русые волосы и крупные члены обитателей Каледонии явно указывали на
их германское происхождение, а смуглые лица – на родство с силурами. Курчавые у
многих волосы и то, что Испания лежит напротив, свидетельствуют, что в прошлом
иберы переправились и осели здесь. Те, кто ближе к галлам, похожи на них, то ли
из-за общности происхождения, то ли из-за климата, придавшего им схожие черты...
Религиозные верования галлов сильно повлияли на британские. Язык их отличается,
но немного. Как и галлы, они так же отважны при угрозе опасности, а когда та
близка, малодушно от нее уклоняются. Бритты, однако, проявляют больше силы духа,
будучи народом, не размягченным долгим миром... Небо постоянно скрыто тучами,
все время идет дождь. Сильных холодов там не знают. День длится дольше, чем у
нас, ночи светлые, а на самой северной оконечности такие короткие, что между
заходом и рассветом проходит совсем мало времени... Кроме оливы, виноградной
лозы и растущих обычно в более теплом климате растений, почва пригодна для всех
обычных занятий и хорошо родит. Все здесь медленно созревает, но быстро растет
по причине чрезмерной влажности почвы и воздуха».
В 78 г. в Британию был направлен новый правитель, Агрикола, талантливый и
энергичный деятель. Вместо того чтобы тратить первый год пребывания в должности
на церемониальный объезд страны, он взялся за тех, кто все еще оспаривал власть
Рима. Большое племя, перебившее вспомогательный конный отряд, было уничтожено.
Был покорен остров Мона, с которого некогда из-за восстания Боудикки отозвали
Светония. С помощью военных мер он объединил уважаемых и разумных. По словам
Тацита (женатого на его дочери), он провозгласил, что «малое приобретается
завоеванием, если за ним следует подавление». Агрикола уменьшил хлебную дань.
Он поощрял строительство храмов, судов, жилых домов. Он содействовал
образованию сыновей вождей, отдавая такое «предпочтение природным качествам
бриттов перед рвением галлов», что зажиточные классы были усмирены и даже
согласились принять тогу и другие римские обычаи. «Так шаг за шагом они перешли
к тому, что располагает
|
|