к порокам, – портикам, баням, изысканным пиршествам. 
Все это по своему невежеству они называли цивилизацией, когда это было всего 
лишь частью их рабства».
Хотя в Сенате и правящих кругах Рима постоянно говорилось, что имперская 
политика сохраняет приверженность принципу великого Августа – границы нужно 
держать, но не расширять, – Агрикола получил разрешение провести в Британии 
шесть кампаний. В ходе третьей он достиг Тайна, причем передовые части его 
легионов поддерживались каждый раз флотом. В пятой Агрикола вышел на линию рек 
Форт и Клайд и там вполне мог бы остановиться. Но провинция не могла надеяться 
ни на безопасность, ни на постоянный мир, пока оставались непокоренными сильные 
племена и крупные отряды отчаянных воинов, откатывавшихся под давлением его 
наступления на север. И действительно, вполне очевидно, что римский полководец 
никогда бы по своей воле не остановился нигде, разве что на берегу океана. Вот 
почему в шестой кампании Агрикола снова двинулся на север со всеми своими 
силами. Теперь положение стало угрожающим. Прошлые несчастья показали бриттам, 
чем чревата разобщенность.
Зять Агриколы рассказывает: «Наша армия, гордая добытой славой, только и 
твердила, что надо достичь крайних пределов Каледонии и хотя бы ценой 
непрерывных сражений отыскать оконечность Британии. Но бритты, полагая, что 
побеждены не столько нашей доблестью, сколько нашим общим умением пользоваться 
возможностью, нисколько не умерили своей заносчивости, вооружили молодежь, 
отправили жен и детей в безопасное место и сошлись вместе, чтобы скрепить 
священными ритуалами нерасторжимый союз племен».
Решающая битва произошла у горы Гравпий, местонахождение которой до сих пор не 
установлено, хотя некоторые предполагают, что это район перевала Килликрэнки. 
Тацит в неубедительных подробностях описывает ход этого знаменитого сражения. 
Вся Каледония, все, что осталось от Британии, огромное множество сломленных, 
преследуемых людей, решивших сделать выбор между свободой или смертью, 
выступили, имея численное превосходство в соотношении четыре или пять к одному, 
против умело управляемых римских легионов и вспомогательных сил, среди которых, 
несомненно, было немало бриттов-предателей. Тацит наверняка сильно преувеличил 
размеры армии противника в этих диких местах, где не было заранее 
приготовленных складов. Ее численность, хотя и значительная, должна была быть 
жестко ограниченной. Очевидно, как и во многих сражениях древности, проигравшая 
сторона стала жертвой ошибки, и судьба битвы решилась еще до того, как основная 
масса войска осознала, что бой уже начался. Резервы спустились с холмов слишком 
поздно, чтобы добыть победу, но как раз вовремя, чтобы быть истребленными по 
пути. У горы Гравпий закончилось последнее организованное сопротивление 
Британии римскому завоеванию. Здесь, согласно донесению победителей, «десять 
тысяч врагов было убито, а с нашей стороны погибли около трехсот шестидесяти 
человек». Победа Клайва у Плесси, обеспечившая Британской империи долгую власть 
в Индии, была добыта меньшими силами и с меньшими потерями.
Теперь был открыт путь к полному покорению острова, и если бы римское 
правительство поддержало или хотя бы поощрило Агриколу, ход истории мог быть 
иным. Но для Рима сражение в Каледонии было лишь эпизодом в бесконечных войнах; 
настоящую тревогу вызывали тогда области между Рейном и Дунаем. Верх взяла 
осторожность, и остатки бриттов смогли раствориться в северных туманах.
Дион Кассий, писавший более столетия спустя, рассказывает, что они были 
постоянным источником расходов и беспокойства для успокоившихся областей юга: 
«В Британии есть два очень больших племени, каледоны и меаты. Меаты обитают 
вблизи гор, которые делят остров надвое, каледоны за ними. И те, и другие живут 
на диких, безводных холмах или заброшенных и болотистых равнинах, не имея ни 
стен, ни городов, ни земледелия, кормясь тем, что растет, а также орехами, 
которые они собирают. У них много рыбы, но они ее не едят. Живут в лачугах, 
ходят обнаженными и босыми; у них нет отдельных браков, а детей воспитывают 
сообща. Правление у них демократическое, и они склонны к воровству... Они 
переносят голод, холод и подобные тяготы; залезают в болота и сидят днями, 
высунув над водой только головы, а в лесу кормятся корой и корнями».
На диком севере и западе свободные племена нашли убежище в горах, но в 
остальном завоевание и умиротворение были наконец завершены, и Британия стала 
одной из сорока пяти провинций Римской империи. Великий Август провозгласил в 
качестве имперского идеала создание содружества самоуправляющихся округов. 
Каждая провинция была организована как отдельная единица, и в ее пределах 
города получали свои уставы и права. Провинции разделялись на те, которым 
угрожало вторжение варваров или восстание и для которых требовалось выделение 
имперского гарнизона, и те, которые не нуждались в подобной защите. Военные 
провинции находились под непосредственным руководством императора. Более 
прикрытые контролировались, по крайней мере по форме, через Сенат, но во всех 
провинциях следовали принципу приспособления формы правления к местным условиям.
 Никакие расовые, языковые или религиозные предубеждения не нарушали 
универсальный характер римской системы. Единственными делениями были деления на 
классы, и это не подвергалось никакому сомнению нигде по всему подвластному 
Риму миру. Были римские граждане, была огромная масса не римских граждан и были 
рабы, но для удачливых представителей низшего класса существовала возможность 
получить полное гражданство. Вот на такой основе и развивалась теперь жизнь 
Британии.



Глава III. РИМСКАЯ ПРОВИНЦИЯ

На протяжении трех столетий Британия, смирившаяся с римской системой, 
переживала во многих отношениях самые спокойные и самые просвещенные времена, 
когда-либо выпадавшие ее обитателям. Военные силы, защищавшие границы, были 
невелики. Защитные валы удерживали вспомогательные части, а один легион 
поддержки находился в Йорке. Для Уэльса хватало легиона в Честере и еще одного 
в Карлеоне-на-Уске. Всего армия завоевателей насчитывала мене