асти. Сам француз, хозяин более 
половины Франции, он приступил к делу с дальновидностью, богатым опытом и силой,
 которая не стеснялась снизойти до хитрости. Беды и несчастья правления Стефана 
предопределили решимость Генриха не только обуздать независимость баронов и 
восстановить утраченные предшественником позиции, но и пойти дальше. Вместо 
множества манориальных судов, где местные магнаты отправляли правосудие, 
справедливость и характер которого варьировались в зависимости от обычаев и 
нравов графств и округов, он планировал ввести систему королевских судов, 
которые придерживались бы закона, общего для всей Англии и всех подданных.
Такая политика имела свои опасности. Королю хватало мудрости, чтобы избежать 
прямого штурма, так как он знал, как знал это и Завоеватель, что малейшее 
покушение на неизменность и святость привычных прав вызовет катастрофу. 
Оказавшись перед этим препятствием, Генрих поступил разумно, противопоставляя 
один обычай другому и облачая нововведения в привычные одежды устоявшихся форм. 
Он проявлял осторожность, сохраняя уже существующие институты. Его план состоял 
в том, чтобы придать старым принципам новое значение. В неписаной конституции 
пределы традиционных прав короля определялись нечетко. Это и открывало 
возможности для их увеличения. Веками до завоевания церковь и король были 
врагами феодальной анархии, но о том, чтобы значительно расширить границы 
королевской юрисдикции, речи не было. Придерживаясь эластичной концепции 
общественного порядка, король использовал ее для того, чтобы свести все 
уголовные дела в свои суды. Для каждого подданного существовали свои законы, 
нарушение которых считалось преступлением, и чем более высокое положение 
занимал этот человек, тем серьезнее было преступление. Законы короля были 
превыше всего, и тот, кто нарушал их, подлежал королевскому суду. Но они имели 
свои пределы и зачастую распространялись только на те преступления, которые 
совершались в присутствии короля, на его дороге или его земле. Со смертью 
короля заканчивалась и его юрисдикция, и люди могли делать все, что хотели. 
Постепенно король начал претендовать на то, чтобы его судебная власть 
распространялась на всю Англию и чтобы любой преступник, независимо от места 
преступления, представал перед королевским судом. В отношении гражданских дел 
он, основываясь на ином принципе, воспользовался старинным правом королевского 
суда рассматривать апелляции по делам, связанным с отказом в правосудии и с 
защитой людей, владеющих землей. Генрих не объявлял в открытую свои цели: 
изменения вводились постепенно и без принятия законов, так что поначалу почти 
не ощущались. Лишь в редких случаях можно датировать то или иное нововведение, 
однако по смерти короля достаточно было оглянуться и увидеть, сколь многое 
изменилось за 35 лет пребывания Генриха II на английском троне.
Но для того чтобы предстать консерватором в законодательной сфере, королю нужно 
было быть последовательным. Принуждение могло играть в его действиях очень 
незначительную роль; первым принципом его политики было привлечение дел к своим 
судам, а не возбуждение их. Требовалась какая-то приманка, чтобы заставить 
обращаться тяжущихся в королевские суды: король должен был предложить лучшее 
правосудие, чем местные лорды. В этой связи Генрих предложил обращающимся в 
свои суды совершенно новую процедуру – суд присяжных. Regale quoddam 
beneficcium – королевское благодеяние, как назвал это один современник, 
характеризуя тем самым и источник этого института, и роль, которую он сыграл в 
утверждении общего права. Генрих не изобрел жюри присяжных – он поставил перед 
ним новую цель. Идея суда присяжных – это неоценимый вклад франков в английскую 
систему правосудия, потому что, будучи неизвестен в Англии, он применялся еще в 
практике каролингских королей. Вначале это был инструмент королевского 
административного управления: король имел право созвать жюри из нескольких 
человек для дачи показаний под присягой по любому вопросу, затрагивающему 
интересы короны. Именно с помощью этой ранней формы жюри Завоеватель установил 
свои права при проведении знаменитой описи, результатом которой стала Книга 
Страшного суда. Гений Генриха II, осознавшего новые возможности такой процедуры,
 ввел регулярное использование в судах инструмента, применявшегося до сей поры 
только в административных целях.

Правом созыва жюри обладал только король. Соответственно Генрих не даровал его 
частным судам, а ограничил применением по отношению к тем, кто искал правосудия 
у королевских судей. Это был хитрый шаг. До той поры как гражданские, так и 
уголовные дела решались посредством клятвы, испытания огнем и водой или 
поединка. Суд мог приказать одной из сторон собрать группу людей, которые 
поклялись бы в ее пользу и которых, в случае лжесвидетельствования, покарал бы 
Бог; суд мог приговорить тяжущегося к испытанию раскаленным железом, 
проглатыванию куска хлеба или погружению в воду под наблюдением священника. 
Если железо не жгло, хлеб не вызывал удушения, а вода отвергала, не позволяя 
утонуть, это означало, что Божественное провидение подает видимый знак в пользу 
невиновности данного человека. Поединок, или испытание боем, был нормандским 
нововведением, основанным на тогдашней теории, согласно которой Бог битв 
укрепит руку правого. Одно время это испытание широко использовалось при 
решении споров о земле. Однако монастыри и другие крупные землевладельцы из 
предосторожности помогали Всевышнему тем, что нанимали для защиты своей 
собственности и прав профессиональны