|
рящихся чиновников, Англия наконец навсегда стала единым
королевством, в основе которого лежали христианство и римская цивилизация, там
еще сохранилось наследие древнего Рима. Генрих Плантагенет первым создал
определенную связь между Англией, Шотландией и Ирландией; он восстановил ту
систему королевского управления, которую, опередив свое время, воздвиг его дед,
Генрих I. Он заново заложил фундамент центральной власти, основанной на
казначействе и судах, которая должна была в итоге сменить феодальную систему
Вильгельма Завоевателя. Король возродил англосаксонскую традицию самоуправления
под королевской властью в графствах и городах и оберегал ее; он развил и сделал
постоянными выездные суды и судебные разбирательства, сохранившиеся до сих пор.
Именно ему мы обязаны тем выдержавшим испытание временем фактом, что
англоязычные народы по всему миру руководствуются английским общим правом, а не
римским. Своими Кларендонскими постановлениями
[32]
он хотел закрепить определенную модель отношений церкви и государства и
вынудить церковь как общественный институт подчиниться законам королевства. В
этом предприятии ему, после тяжелой борьбы, пришлось отступить, а решение
данной задачи осталось на долю Генриха VIII, который, пусть и столетия спустя,
отомстил за своего предшественника, уничтожив гробницу святого Фомы в
Кентербери.
Вот портрет этого одаренного человека, долгое время вызывавшего зависть
современников: плотный, коренастый, с бычьей шеей, сильными руками и грубыми
пальцами; изогнутые от бесконечной езды верхом ноги; большая круглая голова с
короткими рыжими волосами; веснушчатое лицо; низкий, надтреснутый голос. Дни
его были заняты государственными делами и беспрерывными разъездами и
путешествиями. Генриха отмечали умеренность в еде и одежде и частые смены
настроения. Кроме страсти к охоте король имел и другие увлечения, вызывавшие
порицание церкви и негодование королевы. Говорили, что при крайней опасности он
всегда оставался спокойным и мягким, но когда напряжение ослабевало, становился
капризным и раздражительным. «Он был более внимателен к погибшим солдатам, чем
к живым, и больше горевал об утрате павших, чем утешался любовью оставшихся».
Он часто ездил по своим многочисленным владениям, появляясь неожиданно в Англии,
когда все думали, что он на юге Франции. В этих поездках по провинциям короля
всегда сопровождали телеги, груженые толстенными свитками, представлявшими
собой то, что сейчас называется архивом. Двор и обоз Генриха с трудом поспевали
за ним. Иногда, назначив ранний отъезд, он просыпал до полудня, и тогда все
дожидались его, полностью готовые к путешествию. Иногда же отправлялся задолго
до назначенного часа, и тогда сопровождавшим приходилось нагонять его изо всех
сил. В Англии, как и в других его владениях, не оставляемых неизменным
вниманием короля, все начинало шевелиться и бурлить при его прибытии.
* * *
Но этот монарх XII в., со всеми своими страстями и заботами, планами и
чувствами, не был материалистом: он был богопомазанником, он требовал, как и
архиепископ Кентерберийский – «эти два сильных вола, которые тянули плуг
Англии», – полной покорности от своих подданных. Религиозные обряды, страх
вечного проклятия, надежда на Царствие Божие, более прекрасное, чем все его
земные владения, и на загробное воздаяние не покидали его ни на час. Временами
его захлестывало раскаяние, и он предавался угрызениям совести. От этого мира
король брал все доступные ему радости и расплачивался за все свои грехи. Его
изображают как человека, подверженного как духовной экзальтации, так и
уничижению. Это не был монарх-отшельник: короли в то время были столь же
доступны, как современные президенты США. В любое время люди могли нарушить его
покой, придя со своими делами, известиями, сплетнями, предложениями и жалобами.
Споры в присутствии короля разгорались нешуточные, перед лицом Его Величества
не стеснялись ни знать, ни придворные, а бесценный советник короля, шут, жестко
и категорично высказывался по любому поводу.
Немногие из смертных жили столь полнокровной жизнью, как Генрих II, немногие
так крепко приложились к чаше триумфа и горя. В более поздние годы он расстался
с Элеонорой. Когда ей было за 50 лет, а ему только 42, Генрих, как говорят,
влюбился в «прекрасную Розамунду», девицу из знатного семейства, отличавшуюся
неземной красотой. Последующим поколениям доставляло наслаждение читать
трагедию о том, как королева Элеонора с помощью шелковой нити прошла по
запутанному лабиринту Вудстока и предложила своей злополучной сопернице сделать
нелегкий выбор между кинжалом и чашей с ядом. Дотошные исследователи сделали
все, чтобы подорвать доверие к этому прекрасному рассказу, но он, несомненно,
должен занять свое место в любом повествовании об этом знаменитом короле.
Таким был человек, принявший неспокойное и раздробленное наследство Стефана.
Еще до восхождения на английский престол Генрих принял участие в войне, защищая
свое континентальное наследство. Она стала для него первой из многочисленных
подобных столкновений. С самого момента появления сильного нормандского
государства в северо-западной Франции за сто лет до оп
|
|