|
мую с ценой подлинных экземпляров. А существуют ли
подлинные вестготские монеты? Это представляется в плане приводимых ниже
сведений маловероятным.
Археология крайне редко поставляет информацию о находках готских монет.
Обстоятельства находок часто весьма загадочны. Так, например, в случае с кладом
в Ла Капилье (Севилья, 1891), где вроде бы были найдены 904 золотых монеты.
Подтверждены были лишь 250; к 1952 году стали известны лишь 68. (Барраль
приводит изображения всего 43 монет, причем к выводу о принадлежности некоторых
из них к этому кладу он пришел совсем недавно при помощи определенных косвенных
улик. «Тогда же 95 золотых монет рабочие якобы бросили в реку или уничтожили»,
– пишет он.) Лафорье считает, что проблема готских монет ни в коем случае не
может считаться решенной, хотя по найденным в Севилье (1972) подделкам
византийских золотых монет можно судить о том, что, по меньшей мере, отдельные
монеты готской эпохи могут рассматриваться как подлинные (так же считает Кабре,
исследовавший находку в Зорите, 1946).
Ученые задают вопрос, какую функцию могли выполнять столь ценные монеты в
повседневной жизни готов (Барраль, с. 74 и 164). Одной золотой монеты было бы
достаточно, чтобы купить надел земли или виллу, но именно эти вещи в ленном
государстве готов не подлежали купле-продаже. Серебряные монеты не чеканились;
медные были практически неизвестны. Очень странно.
Широкое распространение (в Центральной Европе вплоть до Польши) готский тип
монеты получает только с монетным суверенитетом астурийских королей (Альфонсо V,
XI век). С этого момента и можно говорить о действительной истории
[51]
.
В целом же создается впечатление, что нигде Широкомасштабная Операция не была
так тонко спланирована, не проводилась с такой тщательностью и не принесла
столь удивительных плодов, как в Испании. Однако, кроме Олагуэ, никто из
современных историков не заметил этого обстоятельства
[52]
.
Глава 6. ОТЦЫ НАШЕЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Юлиан Африканский
«Юлиан Африканский – одно из славнейших имен ранней Церкви», – так Генрих
Гельцер начинает свой объемный труд об этом человеке (1880-1898, с. 1;
«благодаря своему историческому трактату он заслужил право называться „отцом"
христианского летописания». Первый христианский историк – время написания
хроники относят к 212-221 гг., – «главный представитель нового научного
направления в Церкви, разительно отличающегося от наивного простодушия
послеапостольских Отцов».
Скалигер, исследовав вопрос об авторстве
Kestoi
(«Узоров») и «Летописания», пришел к выводу, что они принадлежат разным людям:
соответственно Сексту Африканскому и Юлию Африканскому. Гельцер убежден в
обратном. Он считает, что речь идет о Сексте Юлии Африканском из латиноязычной
Африки, прекрасно владеющим греческим (на котором он и писал свои труды),
еврейским и, возможно, сирийским. У Евсевия есть отрывок, отсутствующий у
Иеронима и Руфина, где Юлий Африканский назван автором «Узоров». Анри Валуа,
единомышленник Скалигера в этом вопросе, считает это место фальсифицированным.
Причина вполне понятна.
Гельцер не видит противоречия в объединении язычника Секста и христианина Юлия
(оба прозываются Африканцами) в одну персону: их тексты он считает подлинными.
По моему мнению, здесь наглядно проявилась несогласованность действий
фальсификаторов, вводивших в историю имена, за которыми не стояли реальные лица.
Совпадение прозваний (Африканец) стало впоследствии причиной появления некоего
сконструированного автора, тексты которого содержанием и стилем разительно
отличаются друг от друга. Подобным же образом были «слеплены» двое Иаковов и
даже трое Иоаннов: Евангелист, автор Посланий и автор «Откровения». Их
«разделение» – весьма медлительный и трудоемкий процесс, нередко встречающий
сопротивление ученых.
Гельцер, разумеется, не так прост, чтобы безоговорочно верить всем текстам,
приписываемым Африканцу. Опус о первых мучениках, уже в заглавии названный
«истинным и превосходным», кажется ему подозрительным. «То же относится и к
халтуре, состряпанной Игнацием из Хардта из двух мюнхенских рукописей и
изданной в 1804 году. Самым забавным в этом фарсовом сочинении является полное
смешение христианского с языческим: Всевышний превращается в Солнце-Зевса,
Великого Бога и Царя Иисуса, а Мария – в Геру и царицу небесную Ураниею.
Насмешка язычников над новой Кибелой, на что сетовал Исидор из Пелузиума,
становится на этом фоне особенно хорошо понятной. Со всей грубостью
осуществляемое продвижение культа Богом
|
|