то никакой 
рукописи у Гольстениуса не было.)
Как фальшивки Майянс отметает также следующие тексты: «Хронику» Педро 
Сезараугустано (также из Сарагосы), знаменитую раннюю церковную историю Испании 
«Самая ранняя Испания», многочисленные письма епископов и пап и даже арабский 
текст «историографа Разиса», которого, в отличие от известного врача Разиса, 
никогда не существовало в действительности. В «Разиса» поверил даже Антонио, 
который дважды цитирует его на страницах своей разоблачительной книги. Мы, 
однако, никак не можем принять за историческое лицо этого вымышленного араба, 
чье сочинение изобилует анахронизмами (иногда он «промахивается» на целое 
столетие). В наши дни церковь, которая за два столетия до Антонио выдумала 
этого арабского историка, сама перестала считать его достоверным и «вырезала из 
большого исторического пирога».
Чтобы доказать христианское присутствие в Испании, деятели клира высасывали из 
пальца множество исламских и даже иудейских авторов, благо на церковь работали 
первоклассные арабисты и гебраисты. Они и писали нужные заказчикам подделки, 
как об этом повествует Майянс. Правда, когда меняется догма, некоторые 
сочинения становятся опасными; в этом случае они разоблачаются как поддельные. 
Это и делает Майянс, освобождая церковь от авторов, которые стали опаснее, чем 
признание поддельности их произведений. Свою главную задачу – доказать 
присутствие католической церкви в доисламской Испании, они в любом случае 
выполнили: тезис этот прочно укрепился в нашем сознании, пусть даже отдельные 
авторы, его поддерживающие, впали в немилость.
Майянс, однако, защищает «позднеантичный» текст о побережье Испании, 
приписываемый Руфусу Фестусу Авиено (создание ученых гуманистов); он только 
корректирует его в тех местах, где приводятся сведения о Толедо. Хотя они 
издавна считаются достоверными, но из-за того, что Толедо трудно отнести к 
разряду прибрежных городов, Майянс выкидывает их из своей редакции.
В ходе этого критического рассмотрения старого наследия Майянс двигает туда и 
сюда святых и епископов и все другое, что поддается такой корректировке. Вообще 
же, Майянс не решается покушаться на основы: занимаясь частными случаями 
подделок, он признает тем не менее истинной догматическую установку церкви. 
Сантьяго для него – первый епископ Испании, а Исидор Севильский – отпрыск 
знатного готского семейства. Оба эти положения в наши дни уже не считаются 
верными.

Уже Антонио сомневался в том, что такой важный источник, как сочинения Бероза, 
был собран и дополнен в 698 году в Толедо неким Юлианом Лукасом; шеститомную 
Книгу мучеников своего противника Хуана Тамайо он считает полностью вымышленной.
 «Нужно вычеркнуть все упоминания о святой мученице Марте, чествуемой 20 
сентября, ибо она не была ни святой, ни мученицей, но грешницей и иудейкой», – 
пишет Антонио в своем развернутом именном индексе
[46]
. Даже великий Болланд изобретал фальшивых святых! Антонио не мог этого не 
знать: они состояли в переписке.

Работы святого Дионисия Ареопагита, приписанные ему якобы на 
«Константинопольской конференции 532 года», были подделаны Аполлинарием. Так 
считает Антонио, не подчеркивая, что этой фальшивкой лишний раз пытались 
обосновать историчность самой конференции. После этого разоблачения, по мнению 
Антонио, становится необходимым изъять некоторые места в текстах отцов церкви, 
например, Оригена и Дамаскина. Больше всего изумляет уже даже не сам факт 
подлога, но беззастенчивость, с которой этими подлогами занимались.
И все-таки странно, что прошло так много времени, прежде чем вскрылась вопиющая 
ложь Игуэры и его фальшивка стала кандидатом на исключение из списка источников.
 А что было бы, если бы эрудит Антонио – считавший поначалу, что речь идет 
только лишь об изменениях в оригинале, – не засел за свой фундаментальный труд 
(трактат на 750 страницах в два столбца форматом ин-октаво), вышедший из печати 
почти через сто лет после времени написания. Кстати, не обошлось здесь и без 
«вражеского финансирования». Посвящение королю Португалии Жоао V позволяет 
предположить, кем была заказана и оплачена работа, без которой мы бы и понятия 
не имели о многих подделках.
В те времена (как, впрочем, и сейчас) Португалия опережала Испанию в стремлении 
к поиску истины. Через 17 лет после выхода разоблачительной книги Майянса в 
Коимбре была издана «История церкви» Томаса де Энкарнасао (1759), содержащая 
полный список всех известных к тому времени фальшивок (т. I, с. 73). Но ученые 
следующих поколений редко вспоминали об этом списке.
Чтобы показать, что и мы в наш просвещенный век не намного опередили забывчивых 
ученых, я скажу несколько слов об уже не раз упоминавшемся Берозе. Бероз (или 
Беросс) был жрецом храма божества Бэла в Вавилоне. Сирийскому царю Антиоху, 
«Освободителю» (280-261 гг. до н. э.), он посвятил исторический трактат, 
написанный на древнегреческом языке, в котором, опираясь на жреческие хроники 
из собственного храма, описал историю страны с незапамятных времен до эпохи 
Дария Великого. Как всегда, настораживает проблема сохранности и передачи 
оригинала: три книги считаются утраченными, и представление о тексте нам дают 
лишь скудные цитаты у Иосифа Флавия, Евсевия, Витрувия и, возможно, у Сенеки и 
Плиния. С такой формой сохранения оригинала мы с вами достаточно сталкивались 
на предыдущих страницах.
Современники Конрада Цельтиса уже протестовали против этой лжи, нагроможденной 
вокруг Бероза; испанец Антонио, хотя и очень осторожно, высказывался в том же 
смысле. Зато сегодня мы считаем Бероза историческим лицом и доверчиво цитируем 
его как «исторический источник». Для меня Бероз – типичное синкретическое 
творение, призванное связать Вавил