[44]
, ответственным за приведение в порядок Жития святых, оставалось подобрать 
святому город (по принципу: кто заплатит за эту честь наибольшую цену). Иоганн 
Пиний, которому было поручено решить этот вопрос, остановился на Сарагосе. 
Правда, перед этим, после исключения Уэски и Валенсии из числа кандидатов из-за 
их финансовых трудностей, как относящиеся к узкому кругу городов-кандидатов 
рассматривались также Кордоба и Капуа. Началось печатание монет и медалей, 
подделка надписей и рукописей, многие из которых, возможно, и по сей день 
украшают европейские музеи. Многие из этих подделок неоднократно разоблачались, 
но вскрыть весь размах операции по фальсификации никому не удалось. На возраст 
монет, кстати, косвенно указывают писания якобы позднеантичного автора Донатуса,
 в которых можно уловить отголоски споров на эту тему: следовательно, они были 
окончены не ранее 1673 года.

Существовавший только в воображении вожделенный кубок победителя, о котором шла 
речь в случае дорогостоящего конкурса на право называться местом рождения 
святого Лоренцо, был связан с другой, на сей раз физически представленной 
реликвией: с золотым бокалом, которым Иисус якобы черпал вино на Тайной Вечере.



В лучшем обществе

Еще один подделыцик, на которого указывает Агустин Салес в письме к Майянсу от 
19 июля 1741 года, – Губерт Гольциус. Согласно этому письму он – «Как и 
Гардуэн» – изготовил многочисленные монеты и медали для испанских городов. Этот 
первый профессиональный археолог Нового времени и почетный гражданин Рима 
(1566) происходил из известной голландской семьи художников (р. 1526, Вюртцбург 
– ум. 1583, Брюссель). Славу ему принесли исторические труды (прежде всего, 
трактаты «От Цезаря до Карла V» и «Памятники греко-римской старины», Антверпен, 
1645), а также каталоги монет.

Салес подчеркивает, что солидные должности, безупречный образ жизни, 
известность и авторитет (каковыми обладал, например, и Дон Лоренцо, выдумавший 
в 1672-1673 годах святого Донатуса) таких личностей, как Игуэра и Гольциус, не 
помешали им фальсифицировать историю (Майянс, с. 703)
[45]
. Я готов высказаться решительнее: подлог стал возможен именно благодаря их 
престижу и высокому положению. Вряд ли подобное удалось осуществить кому-нибудь 
другому. Разумеется, сами по себе должности и авторитет не являются основанием 
для обвинений; эти обстоятельства можно рассматривать как косвенное основание 
для подозрения.

Николас Антонио упоминает также известного Луку Гольстениуса, родившегося в 
1596 году в Гамбурге. 22 лет от роду он едет учиться в Италию и на Сицилию. 
Вернувшись и впав в нужду, Гольстениус решает посетить Лондон и Оксфорд (1622), 
а в 1624 году переезжает в Париж, где и переходит в католическую веру. В 1627 
году кардинал Барберини берет его с собой в Рим, и некоторое время спустя его 
избирают кардиналом и назначают на должность заведующего библиотекой Ватикана. 
Эта работа стала его основной жизненной задачей. На этом посту он остается до 
самой смерти (1661). В церковных кругах он пользуется непререкаемым авторитетом 
как ученый (обладавший коллекцией книг и рукописей огромной ценности) и 
ревностный католик, обративший в католицизм нескольких князей. По заданию Монте 
Кассино он написал историю мучениц Перпетуа и Фелиситы, «Страдания Бонифатия» и 
многое другое. Большой известностью пользовалось его жизнеописание Пифагора 
(1630, Рим), а также изданные им тексты классических и церковных авторов. В 
печатное собрание его сочинений вошли также 114 писем.
В письме к Хуану Лукасу Кортесу от 5 сентября 1663 года Николас Антонио 
упоминает Гольстениуса: «Однако собрание документов Всеафриканских соборов, 
которыми он (Гольстениус) нас пугал (sic!), имеет совершенно непригодный для 
печати вид, хотя кардинал Барберини прилагает все мыслимые усилия, чтобы 
извлечь из его писаний любую возможную пользу» (Майянс, с. 646). Иронический 
тон Антонио, занимавшегося разоблачением подделок, позволяет предположить, 
каково его собственное отношение к этим «Всеафриканским соборам». Бросается в 
гласа то шитое толстыми нитками обстоятельство, что многие отцы церкви и 
Вселенские соборы были их изобретателями «переселены» в Северную Африку. Риск 
разоблачения в этом случае сводился к минимуму: после «нашествия „сарацинов"» 
можно было спокойно утверждать, что все письменные свидетельства существования 
ранней церкви были, разумеется, уничтожены. Проверить на практике, как обстоят 
дела в находящейся под османским суверенитетом Северной Африке не 
представлялось возможным.
Получатель этого письма Хуан Лукас Кортес передал Антонио очень показательное 
письмо знатока арабского Хуана Дурана де Торрес (датировано 26 мая 1660 года; 
Майянс, с. 671). Арабист этот сразу после вежливого приветствия пишет Антонио: 
«Удивляет меня то обстоятельство, что вы ни словом не упомянули в нашей 
переписке монсиньора Гольстениуса, каковой, по моему разумению, есть первый в 
этой научной школе». Антонио знал, чем занимался «первый в научной школе», и не 
хотел лгать. (Гельцер, как я покажу впоследствии, тоже был убежден,