для начала своего полета и упавший на 
землю. Его сын король Лир правил в VIII веке до н. э.
Узнаваемость сказочных фигур, их местная самобытность, оригинальные, но 
этимологически схожие, часто «семантически значащие» имена как в случае 
неудачного летчика – это обычный прием в подобных сочинениях, где таким образом 
мифы взаимно подтверждают «историчность» сказаний. По-человечески вполне 
понятно, что англичанин хочет подарить своему народу замечательного прародителя 
– летающего короля, чье существование и деяния подогнаны к другим мифам, 
зафиксированы и в других легендах и таким образом вроде бы подтверждаются. 
Однако исследователь должен быть крайне осмотрителен, прежде чем, исходя из 
созвучия имен и схожести событий, делать вывод о «едином индоевропейском 
наследстве». Лишь немногие понимают, что законы перестановки согласных часто 
выводят из различных стилей и способов написания. Само произношение обычно 
жестче, чем письменный текст, в котором оно фиксируется.
Творец виртуальной истории не должен обращаться к уже существующим именам, 
чтобы не быть сразу разоблаченным. Поэтому собаку Артура зовут Кабал, а не 
Цербер, что было бы крайне подозрительным. Из Цербера он стал Кабалом, потеряв, 
в соответствии с самобытной («кельтской») традицией, внутреннее «Р» и сменив 
конечное «Р» на «Л». При этом законы перестановки согласных не нарушаются, ибо 
сами они выводятся из примеров, в том числе и из данного.
Но вернемся к рассуждениям Эша. «Почти все» из 75 королей суть порождения 
чистой фантазии, говорит историк. Критик вправе задать вопрос: почему почти? 
Ведь в романе о Томе Сойере и Геке Финне мелькают подлинные исторические имена, 
например, имя тогдашнего президента Соединенных Штатов. Почему нет? Цезарь, 
Клавдий и Траян, появляясь на страницах «Истории королей Британии», вроде бы 
добавляют убедительности всему историческому трактату, «превращают в 
реальность» все написанное до и после упоминания их имен. Но и здесь Готфрид 
противоречит общепризнанным с сегодняшней точки зрения фактам: из 
патриотических соображений он заявляет, что никакого завоевания Англии 
римлянами не было, а правящие короли Англии платили императору дань по доброй 
воле.
Итак – через двенадцать веков после события – этот позор «оказывается», 
наконец-то, смыт. Хотя, казалось бы, по прошествии стольких лет можно только 
гордиться тем, что твой народ был приобщен к цивилизации римлянами. В этом 
вопросе Эш не согласен с Готфридом Монмутским: он придает распространению 
римской цивилизации на Британии большое значение и тем самым признает римское 
завоевание ее территории.
Католическая оценка событий, которой Эш следует, такова: все язычники – пикты, 
скотты и саксы – варвары, а все кельты – христиане. И это несмотря на то что, 
как Эш прекрасно знает, христианизация Англии V века не подтверждается данными 
археологических раскопок. Приходится ему опираться на письменные источники. В 
IV веке некий лондонский архиепископ просит в Бретани и получает подкрепления 
против язычников. Ведь родство бретонцев и бриттов – известный надуманный мотив,
 используемый и в наши дни. Константин, брат короля Бретани, отправляется в 
Англию; его сын побеждает варваров и становится королем. Это происходит ни 
много ни мало именно в 407 году, когда – Готфрид почерпнул небось эти сведения 
у Исидора – вестготы с Рейна вторгаются в Испанию и отвоевывают соответствующие 
провинции у римлян. Историографы мстят варварам, обходясь при этом без 
кровопролития (такая вот сладкая месть!). Сын победителя варваров и есть король 
Артур.
С этого момента вместо сплошного вымысла якобы начинается действительная 
история.
В качестве источника Эш приводит (с. 53) некоего «галло-романского джентльмена»,
 ставшего в 470 году епископом Клермонта, прославившегося в качестве писателя и 
святого, современника Артура и свидетеля его славных дел: Сидония Аполлония. 
Зять римского императора – да-да, целибат в то время не был всеобщим правилом,
 – он состоял в переписке с французским аббатом Фаустом из Южной Франции, также 
писателем, а также многими другими деятелями эпохи. «До нас дошли некоторые из 
его книг» (с. 66). «Некоторые из его книг» – это три стихотворения и девять 
томов писем в напыщенном и безвкусном стиле, да и те, вероятно, сочинены в 
эпоху Возрождения. Они полны жуткого хвастовства. Среди прочих, в письмах есть 
и такой сюжет: посреди хаоса, якобы учиненного готами в Галлии, Сидоний на 
резвых конях охотится за книжным вором, настигает его, дважды прочитывает книгу 
и диктует ее своим писцам (опять во множественном числе!), причем особо 
отмечает скорость и усердие переписчиков. Эш дословно приводит этот курьезный 
текст в подтверждение «историчности» Сидония.
Эш цитирует и другие хроники, якобы содержащие солидные доказательства его 
тезисов, в том числе «Историю бриттов» Ненния (800-820, с пуганой датировкой), 
перед этим некоего Гильдаса и после этого «Анналы» из Камбрии, относимые ко 
времени на столетие более позднее. На самом же деле жуткие события, в них 
изложенные, абсолютно сказочны, и Артур представляется совсем иным персонажем. 
Он, например, назван там «солдатом», и как король ни разу не упоминается. Еще 
его называют «ameraudeur», созвучно с французским словом «maraudeur» (мародер, 
грабитель). Эш видит в этом шутливо искаженное «император» (с. 94).

К тому же Эш предлагает, когда ситуация становится слишком уж запутанной, 
считать, что «подмена образа врага в зависимости от исторических обстоятельств 
– явление нередкое в героических сказаниях. Во французском эпосе о гибели 
Роланда, паладина Карла Великого, враги из басков превращаются в сарацинов» (с. 
121)
[37]
. Но разве убийцы Роланда были басками? Ведь речь идет об эпосе, не имеющем 
ничего общего с историей: о борьбе христианского рыцарства с арабами (с 
мусульманами). И никакой битвы Роланда с басками не было; и весь поход Карл