так, мусульмане в ней молятся золотой статуе и т. д. 
Впрочем, достаточно упомянуть явное несоответствие духу времени содержащихся в 
легенде гомосексуальных мотивов. Ашбах нашел и испанский оригинал этой истории, 
который в более позднее время использовал священник Флорес в своем собрании 
легенд о святых (Espana sagrada).
Источник еще одной легенды – сказание о докторе Фаусте, типичный продукт 
Ренессанса.
Образцами стиля и латинского языка Розвите служат Овидий, Теренций и Плавт – 
авторы, абсолютно неизвестные в Центральной Европе X века. Стихотворная форма и 
техника рифмовки также являются анахронизмом, не говоря уже о том, что 
блестящее знание древнегреческого языка немыслимо для монахини того времени.
Ашбах не устает повторять базисную мысль о том, что только лишь исследование и 
анализ самого текста, его характерных черт и особенностей поможет отличить 
подлинник от фальшивки (с. 75). Ни манера написания, ни материал, ни 
авторитетные мнения специалистов не способны превратить подделку в оригинал. 
Никакие утверждения экспертов, убежденных в истинности документа и всей силой 
своего авторитета отстаивающие эту позицию, не могут превратить подделку в 
оригинальный документ.
Однако, как Ашбах и предсказывал, предрассудки и извечная человеческая боязнь 
нового одержали верх над истиной. Исследователь умер, и труды его забыли. О нем 
нет сведений в литературных энциклопедиях, и ученые мужи отложили его книгу за 
ненадобностью.
Хочу заметить, что Ашбах вовсе не был дилетантом или научным аутсайдером, – 
напротив, в 1870 году (через два года после выхода второго издания его 
разоблачительной книги) уважаемый венский профессор был возведен в рыцарское 
звание. Его научные взгляды были в высшем смысле передовыми, а система 
доказательств отличалась безупречной логикой. И все-таки ученые коллеги 
оказались не готовы к восприятию его идей.
Я хотел бы привести еще одну цитату. По поводу стихов, прославляющих императора 
Оттона I, как и о прочих «исторических источниках», Ашбах пишет: «По характеру 
и стилю создание всех трех стихотворений можно отнести только к эпохе начала 
расцвета гуманизма в Германии: у них один и тот же характерный стиль, они 
многословны, и в них мало фактов. Так, хотя образцы для заимствования и 
подражания искусно скрываются, очевидно, что Панегирик заимствован у Видукинда, 
Гюнтер Лигурийский – у Отто фон Фрайзингена, а эпос о Саксонской войне – у 
Ламберта фон Херсфельда. Таким образом, знатоки и ученые мужи оказались введены 
в заблуждение».
К сожалению, Ашбах подверг обстоятельному критическому анализу только одну 
фальшивку эпохи Возрождения. Продолжи он свои изыскания, следующим в ряд 
разоблаченных авторов встали бы те же Видукинд Корвейский (заимствовавший стиль 
у Саллюстия), Отто фон Фрайзинген (в 14 лет – послушник, в 18 – аббат, а в 23 – 
епископ) и Ламберт фон Херсфельд (которого Ашбах в примечании только 
предположительно относит к фальсификации). Все три вышеназванных автора имеют 
перед «Розвитой» одно несомненное преимущество: к моменту «рождения» первой 
немецкой поэтессы они уже были вымышлены и повсеместно признаны. И то, что 
«Розвита», осторожно вводя в обиход новые сведения, никак не противоречила их 
«древним писаниям», явилось в свое время лишним доказательством их (и ее!) 
«подлинности».



Эротический осел Апулея

В наши дни знаменитого, но от этого не менее загадочного писателя Апулея мы 
знаем по его странной апологии De magia (О колдовстве). Казалось бы, в его 
изысканном шедевре «Золотой осел» должны проступать черты личности автора, но 
это не более чем предположение. Согласно Британской энциклопедии, латынь Апулея 
«необычна и нарочито архаизирована». Это – попытка укоренить в латыни язык 
греческих софистов. За образец, вероятно, был взят небольшой греческий текст, 
произведение некоего Лукия из Патр, роман-пародия на типичный средневековый 
роман, которая возрастом никак не могла быть древнее объекта пародирования.
Сохранился единственный экземпляр рукописи (предположительно XI века), 
восходящий к манускрипту, переписанному в 395 году в Риме, исправленному в 397 
году в Константинополе и возвращенному в Италию (Брунхёльцль, 1971, с. 116).
До сих пор шла фонетическая передача немецких имен. Тогда нужно писать 
Брунхёльцль.
До ее обнаружения в 1480 году эта жемчужина мировой литературы была совершенно 
неизвестна. Интересно, что «Анналы» и «История» Тацита также дошли до нас в 
этой же рукописи, тоже в одном-единственном экземпляре.
«Золотой осел» мог быть написан после завоевания Византии и изгнания из нее 
(1453 год) в Апулии (Южная Италия) неким греческим беженцем. Апулей утверждает, 
что он грек, и латинский язык выучил самостоятельно. Он извиняется, таким 
образом, за свое невольное словотворчество (испытанное средство обмануть 
критически мыслящего читателя). У Элиана с его смешными лошадьми наблюдается 
обратный случай: римлянин пишет на «чистейшем» греческом, который, на поверку, 
вовсе не так чист, а прост и архаизирован. Он, как и Апулей, ненавидит тиранов, 
что типично для мировоззрения гуманистов (древнейшая рукопись Элиана относится 
к XIII веку).
Итак, Апулей пишет на своеобразной латыни, занимается словотворчеством, 
изобретает собственный языковой стиль и технику письма, перерабатывает 
популярные народные сюжеты, широко использует фольклорные элементы (не 
этнологические моменты, а именно фол