ошении к христианству церкви сохранились бы по всей 
Испании и никакие локальные миссии не были бы нужны,



51

Точнее, о предыстории, ибо находки монет в Польше сами по себе еще недостаточны 
для восстановления картины прошлого того времени, да еше и в отдаленной немало 
Испании.



52


Или не пожелал заметить. О личности Олагуэ см. начало главы 11. Его основной 
исторический труд, к сожалению, не переведен на основные европейские языки. На 
вебстранице
www.jesusl053.com
выставлен испанский текст его книги.




53

Они же Гогенштауфены или просто Штауфены – германские пра­вители якобы XII—XIII 
веков, поставлявшие императоров для ранней Священной Римской империи. С точки 
зрения критики историографии сведения о них крайне малодостоверны.



54

И в этом он, скорее всего, был прав. Придуманная в XIX веке древ­няя история 
Египта во многом опиралась на эту отвергнутую Юлианом Африканским неверную 
модель египетского прошлого с ее многочислен­ными тысячелетиями. В какой бы 
разной мере ее ни сокращали критики (Великовский на 550 лет, Хейнсон и Иллиг на 
тысячелетие с лишним или Носовский и Фоменко на многие тысячелетия), ясно одно: 
хронология египетской истории абсолютно фантастична.



55

Об их датировке см. прим. 49.



56

Фальшивые исторические догмы, в том числе и растянутая, порой в десять раз, 
хронология, играют роль генерирующей грамматики для традиционной историографии. 
Только те тексты – в том числе и вновь придуманные – признаются в этой системе 
истинными, которые этой грамматике соответствуют. Самоисправление виртуальной 
историче­ской картины изнутри традиционной историографии совершенно не­возможно.
 Только отказавшись от этой неверной грамматики, можно создать реалистичную 
модель прошлого.



57

Подчеркнем универсализм их виртуальных в своей исторической части познаний. Он 
приводил к тому, что практически каждый гуманист понимал другого с полуслова 
(даже если он и не был согласен с его вы­водами). Сегодняшняя наука 
сверхспециализирована и у выдающегося ученого часто нет порой и десятка 
собеседников во всем мире, могущих его понимать во всех деталях. Это создает 
атмосферу, способствующую разобщению ученых и догматизации знания.



58

Несмотря на это, современная историография не является наукой о прошлом (и 
вообще наукой). Она – жанр литературы. Возвышающее историю ее сравнение с 
филологией было еще само собой разумеющимся в начале XX века, когда Теодор 
Момзен не только получил Нобелевскую премию по литературе, но и прямо заявлял о 
том, что история это часть филологии. После практического прекращения 
хронологических иссле­дований в XX веке – отдельные и