выходящим событием: все население испытывало к нему чувства, близкие 
родственным, что сегодня стало привилегией римских горожан. Еще не были введены 
торжественные церемонии и знаки отличия, выделявшие папу времен Ренессанса: еще 
нет ни Sedia, ни папской тиары (которую станут носить с XIII в.). Люди, 
сбегавшиеся к дорогам, по которым следовал папский кортеж, видели, как он едет 
верхом или на носилках в окружении прелатов и клириков. Его бесконечные 
разъезды по дорогам Запада способствовали тому, что он стал близким всему 
христианскому миру. 
      Что касается Урбана II, то обстоятельства благоприятствовали росту его 
популярности: во-первых, он был французом и его речь, лицо, выдающие в нем 
уроженца Шампани, усиливали к нему симпатию народа. В толпе одобрением замечали,
 что он был одним из тех монахов, которых его недавний предшественник, 
энергичный Григорий VII, извлек из монастырей, чтобы добавить духовенству 
свежей крови, обновив, таким образом, коррумпированный епископат, и, главное, 
приобщить к реформаторскому труду. Он сам положил начало реформам, выступив, 
невзирая на сопротивление князей, прелатов и самого императора, против торговли 
церковными бенефициями, симониальных священников и обычая магнатов назначать 
своих любимцев во главе аббатств и церковных епархий. 
      Едва взойдя на папский престол, тот, кого в юности звали Эдом де 
Шатийоном, получивший воспитание у самого Св. Брунона, основателя ордена 
картезианцев, должен был вступить в борьбу с императором Генрихом IV и его 
ставленником антипапой Гибертом, английским королем Вильгельмом Рыжим и королем 
Франции; находясь в почти безвыходной ситуации, изгнанный из Рима, 
поддерживаемый в Германии только пятью верными епископами, Урбан постепенно 
добился признания своих прав. Он даже отвоевал Рим, где сторонники антипапы 
Гиберта, бежавшего в Равенну, удерживали только замок Св. Ангела и храм Св. 
Петра, находившийся под императорской защитой. В предыдущем месяце мае папа 
даже собрал собор в Пьяченце, где предстал как настоящий вождь христианского 
мира. Урбан, обладавший удивительной восприимчивостью к любого рода 
деятельности, верховный понтифик по призванию, сумел в молчании и отрешенности 
монастырского клуатра выковать себя как борца и завоевателя. 
      В то время как толпа расходилась после окончания церемонии, Урбан долго 
совещался с Адемаром Монтейским. Прежде чем войти в сословие духовенства, 
Адемар был рыцарем, сыном графа Валентинуа, владельца замка Монтелимар. Этот 
почтенный прелат пользовался полным, вполне заслуженным доверием папы. На 
следующий день во всех направлениях отправились посланцы, монахи и епископские 
служки, неся письма понтифика с призывом к верным ему аббатам и епископам 
собраться на собор, который должен был состояться в Клермоне во второй праздник 
Св. Мартина (воскресенье, 18 ноября). На церемонию его закрытия были приглашены 
светские бароны и остальное духовенство. 
      Сам Урбан II покинул Ле Пюи спустя два дня после праздника в направлении 
Шез-Дье, где его принял клер-монский епископ Дюранд и в тот же день (18 
августа) освятил церковь. Должно быть, этот день был особенно радостным для 
папы, бывшего монаха, так как рядом с ним на церемонии освящения находились 
трое его товарищей по клюнийскому монастырю: Гуго, теперь епископ Гренобля, 
который впоследствии был канонизирован церковью (Св. Гуго Шатонефский, 
поддержавший по просьбе Св. Брунона создание его нового ордена в долине Гранд 
Шартрез), Одеберт де Монморийон, епископ Буржский и Дюранд, епископ Клермонский.
 Все четверо были выпускниками одного и того же клюнииского ордена, стараниями 
которого была доведена до своего логического завершения идея великолепия, 
присущая церкви еще со времен "катакомб"' например, желая похвалить Св. Майеля, 
его наследник объявил, что тот отличался "совершеннейшей красотой". 
      25 октября, перед самым прибытием в Клермон папа Урбан в торжественной 
обстановке освятил главный алтарь в огромном соборе Клюни, превосходящем по 
размерам все храмы христианского мира (даже собор Св. Павла в Риме), где 
расцвело наше романское искусство. Понтифик, готовясь к собору, частенько 
беседовал с другими прелатами, среди которых находился и Геральд де Кардийяк 
(впоследствии мы встретим его на Кипре и в Иерусалиме). Одному из них, епископу 
клермонскому Дюранду, не было суждено увидеть собор, так как он умер в день его 
открытия (18 ноября) и с его похорон начались заседания. 
      Из Ла Шез-Дье Урбан II перебрался в Сен-Жилль-дю-Гард, где 1 сентября 
присутствовал на праздновании дня Св. патрона аббатства, отмеченного пышными 
церемониями при большом стечении паломников. Среди присутствовавших на самом 
деле находился граф Тулузский, Раймунд Сен-Жилльский, один из самых 
могущественных вассалов французского короля, управлявший самыми просторными и 
богатыми герцогствами Южной Франции. Вполне вероятно, что за десять дней, пока 
папа там находился, он неоднократно смог переговорить с графом во время 
процессий и церемоний. 
      "Более 250 епископских посохов", отметил хронист Бернольд, который с 
дотошностью журналиста описал ассамблею, собравшуюся в кафедральном соборе 
Клермона в день Св. Мартина 1095 г. На самом деле, в процессии, которая под 
пение "Veni Creator" заняла свои места на соборе, насчитывалось около 250 
епископов и аббатов. На церемонию собралась огромная толпа народа, едва 
разместившаяся в просторном соборе, несмотря на его гигантские размеры, нартекс,
 хоры с окружавшей их галереей, где находились капеллы (это было первое 
сооружение подобного рода на Западе); правда, нынешний храм уже не тот, где 
заседал собор, поскольку на его месте позднее возвели кафедральную церковь в 
готическом стиле, к которой спустя несколько веков Виолле-ле-Дюк в увлечении 
пристроил башни и островерхие колокольни. Напротив до сих пор сохранился собор 
Богоматери, заложенный в те времена. Вообще, в Клермоне конца XI в.