|
совершил или сказал о вас что-то, что я не должен был делать, и прощению ради
Бога и Его благой Матери; и простите друг друга ради Господа Нашего, дабы гнев
или ненависть не смогли поселиться меж вами.
При встрече Жака де Моле с Филиппом IV Красивым незадолго до ареста тамплиеров
он признался королю, что их магистры и командоры, хотя и были мирянами,
отпускали грехи в конце своих капитулов. [437] Но капитулярная исповедь
практиковалась повсеместно религиозными орденами и была допущена св. Фомой
Аквинским; она заканчивалась прощением, которое не было священническим
прощением, и формула статутов совершенно ясна.
В то же время Жак де Моле сделал другое признание, которое, видимо, объясняет
бесспорное вырождение ордена Храма в течение последних пятнадцати лет.
Поскольку его братья, говорил он, не желали больше унижаться на капитуле, он
сменил обычную формулу, говоря им: "Я прощаю вам ошибки, в которых вы не
сознались из плотского стыда или из страха пред судом Дома". "Однако, - говорят
статуты, - правосудие Дома в Боге и в вас, и насколько вы поддержите Его,
настолько Бог поддержит вас". Слова, которые оказались пророческими.
II
Статуты тамплиеров отличаются от прочих правил монастырской жизни обращением к
рыцарским чувствам. При обстоятельствах, когда строгий надзор невозможен (в
военное время или когда монастырь размещается малыми группами на зимних
квартирах), доверяют братьям, которые должны вести себя как достойные и
благородные мужи. Самое тяжкое последствие серьезного проступка - помешать
виновному подниматься в звании и нести знамя в бою. Осужденному брату прощают
при потере одеяния всякое прочее наказание, которое было на него наложено, "ибо
достаточно для него было наказания жестокой и суровой великой печали, и великой
скорби, и великого стыда, который он перенес, когда утратил свое одеяние и всю
честь, кою он некогда имел от Дома". Именно в этом движущие силы поведения
достойного, но достаточно удаленного от монастырского духа. "Человек, который
сохраняет приличие только лишь из-за боязни стыда или из желания чести, даже не
начинает настоящую жизнь монаха". [438] Тонкости аббата Иуста не касаются
тамплиеров, которые чувство чести кладут в основу своего Дома.
В "Установлениях" очень мало наказаний за сексуальные проступки: имеется в виду
только изнасилование, которое следует судить более сурово, и случаи содомии,
менее строго наказуемой. Составитель не задерживается на них; он много сильнее
озабочен опасностью, которую представляют для тамплиеров драки и интриги. Ибо
рыцари питают страсть к политике: к соперничеству внутри своей общины; к
феодальной политике ордена в качестве земельного магната в Сирии; к
международной политике на европейской арене самой роковой стороне их
деятельности.
Тамплиеров теологические вопросы не занимали безмерно. Дьявол и ад, две
навязчивые идеи монастырской литературы средних веков, отсутствуют в их
писаниях. Борьба против врагов плотских изгоняет множество демонов, часто
посещающих монахов, заточенных в монастыре. Поражение более серьезно, нежели
грех. Романтическая традиция, которой угодно делать мистиков из этих воинов,
может основываться только на утраченных тайных доктринах или на нелепых
выдумках. Абсолютная вера в апостольскую власть, которой обладают их капелланы,
отпуская братьям почти все грехи в пределах доступного, ожидание рыцарями более
или менее близкого конца на поле битвы и уважение к своему уставу, которое
весьма походит на исламское почитание Корана, упрощают их духовные проблемы. У
них также есть чувство "участия всех вместе и каждого для себя" в сокровищнице
милостей ордена, "в добрых деяниях Дома, которые творились изначально и будут
твориться до конца". Все черпают там, каждый вносит туда свою часть. Набожность
сочетается с корпоративным духом, а послушание - с честью. Но следовало, чтобы
устав подкреплялся железной дисциплиной, одновременно предписанной и
соблюдаемой, и чтобы обычаи Дома рассматривались как действительно
неприкосновенные, даже для магистра и его совета. В самом деле, последние
иногда предаются серьезному наказанию за то, что переворачивали установления,
но никогда за то, что не считались [с ними].
Самое суровое наказание - потеря Дома, или исключение из ордена налагается в
десяти определенных случаях: за симонию, [*2] за раскрытие секретов капитула,
за убийство христианина, за мелкую кражу (в самых разных значениях), за
недозволенный выход из замка или запертого дома, за заговор, за предательство,
ересь, содомию и за бегство с поля боя.
И ежели брат совершит поступок, за который он отныне должен покинуть Дом, то,
покуда его не отпустили <...> он должен явиться голым, только в штанах, с
ремнем на шее, на капитул к своим братьям; <...>и после магистр должен выдать
ему отпускную грамоту, чтобы он отправился спасаться в другое, более сгрогое
сообщество <...>
Однако это суровое правосудие иногда смягчается.
Во время магистерства Армана Перигорского некоторые рыцари, "мужи достойные и
|
|