нской Америке), советует он, тут же присовокупляя, – хотя он 
не особенно умен, но более добросовестен (Madariaga S. de. Op. cit., p. 56). 
Любой критик "святого дела" для дона Сальвадора – сектант или просто болван.
     Мадариага не единственный защитник колониальной инквизиции. К ее адвокатам 
принадлежит и американский историк св. трибунала Ричард Гринлаф, согласно 
которому инквизиция была необходима, ибо во многих районах испанской империи 
христианство и местные религии синкретизировались, в результате чего жители 
практиковали веру, которая по форме была католической, а на практике – 
языческой. Наличие инквизиции автор объясняет необходимостью уничтожить ересь и 
перевоспитать индейцев в духе подлинного христианства (The Roman Catholic 
church in Colonial Latin America. New York, 1971, p. 9).
     Итак, по Гринлафу получается, что во всем виноваты индейцы, которые после 
их обращения в католичество вновь впадали в язычество, чем навлекали на себя 
заслуженный гнев инквизиции. О том, что синкретизм явился прямым следствием 
насильственного обращения индейцев в католическую веру, Гринлафу даже невдомек.
     Американский историк Хюберт Херринг утверждает, что инквизиция будто бы 
отражала "глубокие убеждения XVI в." (Herring H. A History of Latin America 
from the Begining to the Present New York, 1963, p. 179) и что верующие считали 
необходимым уничтожить всякого, кто выступал против официальной церкви, угрожал 
ее авторитету и единству – будь то обращенные в христианство иудеи, протестанты,
 скептики или любые другие противники католицизма. Херринг умалчивает о том, 
что эти "глубокие убеждения" были навязаны инквизицией испанскому обществу 
путем жесточайшего террора, что только благодаря террору были сокрушены весьма 
влиятельные испанские эразмисты – сторонники Реформы.
     Херринг стремится заверить читателя: инквизиция была использована 
"сознательными" епископами и вице-королями для борьбы с разложением духовенства 
и "многие приговоры инквизиции на протяжении ее существования касались 
священников, бесчестивших свою должность" (Ibidem).
     А сами господа инквизиторы кем были? – позволительно спросить X. Херринга. 
Разве они не были повинны в еще большей степени в тех же преступлениях, за 
которые они судили своих рясоносных коллег?
     X. Херринг, конечно, не такой уж простак, чтобы не понимать всю 
необоснованность своих апологетических упражнений. Поэтому рассуждения о 
колониальной инквизиции он заканчивает признанием: инквизиция все-таки была 
злом, хотя и с современной точки зрения; другие церковные культы были повинны в 
не меньшей мере, чем католический, в жестокостях и несправедливостях по 
отношению к своим противникам и поэтому не могут претендовать на моральное 
превосходство над католицизмом. Таким образом, раз все творили беззакония, то 
все невиновны, – таков "главный довод" X. Херринга.
     Американский католический историк Поль Мюррэй в свою очередь призывает к 
"более сбалансированному, объективному" взгляду на деятельность инквизиции.
     "Объективность" в его понимании означает фактическую реабилитацию 
преступлений инквизиции. Мюррэй уверяет, что "отвращение" людей XX в. к 
инквизиции вызвано их неосведомленностью о ее подлинном характере. Мюррэй 
правде вопреки утверждает, что отсутствие объективных исследований по истории 
испанской инквизиции и ее колониального "аппендикса" не позволяет вынести 
"справедливое суждение" об их деятельности (Murray P. The Catholic Church in 
Mexico, v. I (1519-1910). Mexico, 1965, p. 68-73). И все же Мюррэй не может 
отрицать существования пыток, аутодафе и костров инквизиции. Хотя и отсутствуют 
"серьезные монографии" на этот счет, но эти "святые дела" все же творила 
инквизиция. Но разве мы, американцы, лучше средневековых инквизиторов? – 
вопрошает Мюррэй. Разве не США сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, а 
как в США относятся к неграм? Поэтому не будем слишком строги к инквизиторам, 
если не хотим, чтобы последующие поколения относились к нам с такой же строгой 
меркой (Ibid., p. 74).
     Так неуклюже выгораживает инквизиторов – старых и новых – католический 
историк Поль Мюррэй.
     Оценка деятельности иезуитского ордена в колониальной Америке, его место, 
влияние и значение в системе колониального порабощения местного индейского 
населения вызывали в прошлом и продолжают вызывать в настоящее время горячие 
споры между сторонниками и противниками "Общества Иисуса". Его апологеты, в 
основном историки-иезуиты, пытаются доказать, что орден Лойолы был примером 
всех христианских добродетелей, даже покровительствовал индейцам, сеял 
"разумное, доброе, вечное" в колониях, сочувствовал передовой культуре и науке, 
боролся за независимость колоний, осуждал колониализм, за что его члены якобы 
были в конечном счете изгнаны из колоний. Они потерпели за правду.
     Совершенно на противоположных позициях стоят противники иезуитского ордена 
– либеральные историки прошлого и современные прогрессивные историки, 
рассматривающие этот орден как один из оплотов испанского и португальского 
колониального режима и категорически отрицающие какой-либо вклад иезуитов в 
дело борьбы за независимость колоний.
     Некоторые современные буржуазные историки, апеллируя к архивным источникам 
и учитывая все аргументы "за" и "против" "Общества Иисуса", пытаются дать ему 
объективную оценку. Эта оценка чаще всего служит тем же апологетическим целям и 
представляет иезуитов в розовом свете – как сподвижников и поборников прав 
индейского населения. Примером такого объективистского, псевдонаучного подхода 
к оценке деятельности иезуитского ордена в американских колониях является 
сборник "Изгнание иезуитов из Латинской Америки" (The Expulsion of the Jesuits 
from Latin America. New York, 1965), в котором собраны выдержки из работ как 
апологетов, так и противников иезуитского ордена. Составители сборника 
предоставляют читателю право самому выработать точку зрения на основании 
представленных в его