т церкви, росли ее доходы. Таким образом, Испания после 
завершения реконкисты становится, по образному выражению либерального историка 
Фернандо де лос Риоса, "государством-церковью" (Rios F. de los. Religion y 
Estado en la Espana del siglo XVI. Mexico, 1957,, p. 42), в котором интересы 
королевской власти и церкви переплетаются, отождествляются, образуя как бы одно 
неразрывное целое. Сказанное объясняет, почему именно в Испании деятельность 
инквизиции принимает столь кровавый характер, почему иудеи и мавры, в которых 
государство-церковь видит опасные для себя инородные тела, ликвидируются путем 
насильственной ассимиляции, физического истребления или изгнания с конфискацией 
имущества и других материальных ценностей.
     Возможно, что после образования единого испанского государства интересы 
королевской власти и церкви в дальнейшем пришли бы в столкновение, как это 
произошло в других католических странах, если бы не два чрезвычайных 
обстоятельства, оказавших решающее влияние на последующее развитие 
взаимоотношений между этими институтами, а именно – открытие Америки и 
появление протестантизма.
     Первое из них – открытие Америки – представлялось современникам своего 
рода чудом – самым большим после сотворения мира и появления Иисуса Христа, по 
словам хрониста Франсиско Лопеса де Гомара (Hanke L. El prejuicio racial en el 
Nuevo Mundo. Mexico, 1974, p. 22), с той только разницей, что в его реальности 
не было сомнений.
     Открытие Америки, ее сравнительно быстрое, как бы "чудотворное", 
завоевание расценивалось испанским обществом как дар небес Испании за ее 
многовековую борьбу против мавров, за ее верность и преданность христианству, а 
папством – как компенсация, дарованная католическому миру за потерю областей, 
охваченных протестантской ересью. Покорение Америки, которому сопутствовало 
провозглашение королем Испании Карла V, совмещавшего в себе титул императора 
Священной германо-римской империи, превратило Испанию неожиданно и как бы 
молниеносно не только в самую сильную державу в Европе, но ж в первую подлинно 
мировую державу, обладавшую огромной мощью, богатством, влиянием. Католицизм с 
присущим ему космополитизмом стал как нельзя более подходящей идеологией для 
разношерстного конгломерата стран и территорий, объединенных под скипетром 
короля-императора Карла I-V.
     Урок смирения
     Испания не сразу превратилась в знаменосца контрреформации. Вначале Карл V 
претендовал не столько на роль усмирителя протестантской ереси, сколько на роль 
унификатора, объединителя всего христианского мира. Его цель – возглавить этот 
мир и повести его на борьбу с неверными – турками и маврами, разгромить и 
покорить их, а заодно и распространить христианство по всей земле. Как и все 
завоеватели, Карл V считал себя инструментом божественного провидения. Однако, 
будучи проницательным государственным деятелем, понимал, что он не сможет 
успешно бороться на два фронта – против протестантизма, с одной стороны, и 
турок и мавров – с другой. Крестоносный поход против Востока требовал 
компромисса на Западе, и Карл V был готов пойти на такой компромисс.
     Характерно, что в 1536 г., выступая в Риме перед папой и кардинальской 
коллегией, Карл V даже не упомянул о борьбе с протестантской ересью, а говорил 
о коварстве короля Франции, покушавшегося на его владения и отказывавшегося 
вступить в союз, направленный против турок и тунисского бея (Rios F. de los. Op.
 cit, p. 190-194).
     Папский престол, хотя и боялся растущей мощи испанской короны, все же 
стремился склонить ее на свою сторону, чтобы: укрепить позиции по отношению к 
протестантизму. Для привлечения Испании в лагерь контрреформации был только 
один способ – отдать в распоряжение королевской власти испанскую церковь, – как 
раз то, чего требовали сторонники реформы, что сделал английский король Генрих 
VII. Но у папского престола иного выхода не было: или согласиться подчинить 
церковь испанскому королю в пределах его владений взамен на осуждение 
реформации и формальное признание главенствующей роли папы в области 
теологических установок, или пойти на риск потерять. Испанию, которая могла, 
следуя примеру Англии, установить национальную церковь.
     Папство предпочло добиться соглашения с Испанией, в основе которого лежал 
альянс – политический, военный и идеологический – с королевской властью. 
Постепенно была выработана программа контрреформации при участии основанного 
испанцами иезуитского ордена, официально признанного после немалых колебаний 
папским престолом. Эта программа, утвержденная на Тридентском соборе 
(1543-1563), предусматривала не только борьбу с протестантизмом и его 
запрещение в странах, возглавляемых монархами-католиками, но и ряд 
"оздоровительных" реформ внутри самой церкви, так никогда и не осуществленных 
полностью на практике.
     Различного рода уступки испанской короне со стороны папского престола, 
образовавшие систему королевского патроната над церковью, превратили последнюю 
в орган государственной власти, каким она стала в Англии при Генрихе VII или в 
какой она превратилась во Франции после заключения конкордата; с Наполеоном I.
     Это была своего рода реформа "наоборот", но у папства не было другого 
выхода, как согласиться на нее и удержать хотя бы часть былого величия и 
политического влияния, в противном случае оно могло потерять все. А сохранив 
часть, папство сохраняло и надежду на реванш, на "воскресение" с помощью 
"божественного провидения", а вернее – при благополучном для него стечении 
международной конъюнктуры. Кроме того, союз с Испанией позволял расширить 
влияние католицизма на обширнейшие территории Нового Света, которые обещали 
стать со временем мощным оплотом не только испанских королей, но и самих 
римских пап, если бы последним удалось в конечном итоге лишить их патронатских 
прав.
     Хотя установление королевского патрон