, что ее 
представители оставались в колониях на многие годы, а иногда и навсегда, в то 
время как высшие колониальные чиновники, за немногими исключениями, после 
четырехлетнего срока службы возвращались в метрополию. В руках церкви 
находились просвещение и благотворительность – школы, университеты, больницы, 
приюты, помощь бездомным, престарелым, сиротам. Рождение, брак, смерть любого 
жителя колоний нуждались в церковной санкции. Жизнь подданных испанской короны 
от колыбели до могилы проходила под неусыпным наблюдением церковников.
     Религиозные братства (конфрадияс, эрмандадес), действовавшие при церковных 
приходах и под контролем духовенства, были; единственными общественными 
организациями, существовавшими в колониях. Даже карнавалы – колониальные 
народные-праздники, – и те проходили под бдительным оком церкви.
     Господство церкви в духовной области способствовало духовной отсталости 
населения колоний, а не распространению идей и знаний, как утверждают церковные 
апологеты. Хосе Карлос-Мариатеги отмечает: "… богословская наука вместо того, 
чтобы перекинуть мостик между нашей страной (Перу. – И. Г.) и достижениями 
человеческой мысли той эпохи, наоборот, отделяла нас от них. Пока 
схоластическое учение в Испании получало от мистики ее огонь и горение, оно еще 
носило живой и созидательный характер. Но однажды застыв в педантичных 
казуистических формулах, оно потеряло всю свою гибкость, стало высушенной 
мыслью эрудита, неподвижной и риторической ортодоксальностью испанского 
теолога" (Мариатеги X. К. Семь очерков истолкования перуанской действительности.
 М., 1963, с. 124).
     Мариатеги ссылается на мнение перуанского мыслителя Хавьера Прадо, который 
на вопрос: "Какой науке нас учили священнослужители?" – отвечал: "Вульгарной 
теологии, формалистическому догматизму, чудовищной мешанине из различных 
перипатетических учений и схоластических силлогизмов. Всякий раз, когда церковь 
не может дать действительно научных познаний, она прибегает к попытке отвлечь 
или усыпить наше внимание словесно-терминологическим жонглированием, никчемной, 
пустой и бесплодной аргументацией! В Перу произносились по-латыни речи, которые 
никто не понимал, тем не менее, на них ссылались как на подтверждение своих 
взглядов. У нас в изобилии водились ученые мужи, новоявленные Пико де ла 
Мирандола, которые имели готовые на все случаи жизни рецепты, чтобы решить 
проблемы всех наук; здесь разрешались все вопросы, относящиеся как к 
божественному, так и к человеческому, с помощью религии и авторитета учителя, 
хотя полное невежество царило не только в отношении естественных наук, но и в 
отношении философии и работ Боссюэ и Паскаля" (Мариатеги X. К. Семь очерков 
истолкования перуанской действительности. М., 1963, с. 124).
     Духовенство было главным, если не единственным, посредником между 
колониальной администрацией и индейским населением. Миссионеры господствовали 
на окраинах колониальных владений, а в покоренных индейских селениях командовал 
доктринер-монах – единственный из испанских колониальных чиновников. Без помощи 
доктринеров испанцы не могли бы взимать налогов с местного населения, 
заставлять его выполнять различные трудовые повинности, использовать его для 
покорения "диких" индейцев или усмирения восставших.
     Но кроме политического и идеологического влияния церковь в колониях 
являлась, как мы увидим, и могучей экономической силой.
     Духовенство обладало особыми правами (фуэрос), согласно которым ее 
представители были подсудны только церковным трибуналам и к ним не могло быть 
применено насилие, в том числе пытки, арест и тем более смертная казнь.
     В теологическом (идеологическом) плане колониальная церковь подчинялась не 
испанской короне, а папскому престолу.
     Следует ли из сказанного, что церковь в колониях образовывала как бы 
государство в государстве, являясь самостоятельным, независимым от королевской 
власти институтом? Вовсе нет. Скорее всего она походила на "родственницу" 
королевской власти, с которой была связана кровными узами, которая ей 
покровительствовала, поощряла, использовала в своих целях и одновременно 
бдительно за ней следила, стараясь не допустить с ее стороны поступков, могущих 
нанести королевскому трону какой-либо ущерб.
     Испанию в отличие от других католических стран обошла стороной борьба 
папства за преобладание над светской властью, пронизывающая все средневековье. 
Причиной тому была длившаяся восемь столетий война между Испанией и маврами. 
Испания находилась как бы на переднем крае христианства. Сражаясь, с маврами, 
испанцы стремились обеспечить свою независимость, преградить путь в Европу 
мусульманству. Национальные интересы Испании отождествлялись с интересами 
христианства, ибо война национальная являлась одновременно и религиозной войной 
– христиан против мусульман. В данном случае национальные, государственные 
интересы Испании совпадали с интересами папского престола.
     В период реконкисты папство покровительствовало испанским королям. 
Последние были слишком маломощны и слишком нуждались в солидарности церкви, 
чтобы представлять опасность для интересов папского престола. Более того, в 
силу религиозного' характера реконкисты испанские короли выступали как наиболее 
правоверные и наиболее преданные союзники папского престола, чуть ли не его 
вассалы. Нигде церковь не пользовалась таким авторитетом, правами, не занимала 
такого видного места в обществе, как в испанских королевствах. И как вассалов 
премируют и награждают за верную и преданную службу, так и испанских монархов 
награждал папа римский, уступая им некоторые свои права, в частности право 
назначать церковную иерархию на отвоеванных у мавров землях. Папский престол 
мог поступиться правом на инвеституру, ибо считал, что это еще более 
привязывает к его колеснице Испанию. На отвоеванных у мавров землях церковь 
получала не только церковные здания, но и наиболее богатые земельные участки. С 
каждым поражением мавров укреплялась испанская государственность и наряду с нею 
– мощь и авторит