Вопросы построения боевого порядка в работах Ксенофонта также занимают видное 
место. Соотношение протяжения фронта и глубины фаланги - вот что прежде всего 
привлекает автора. Так, он детально описывает один бой в Аттике, в котором 
малочисленный обороняющийся выстроил фалангу в 10 щитов, имея позади легко 
вооруженных воинов со стрелами и дротиками, а за ними отряд с камнями для 
метания. Наступавший построил свою фалангу в 50 щитов, но должен был наступать 
на гору. "Враги, - говорил командир оборонявшихся, - не могут пускать стрел и 
дротиков, так как они выстроились вверх по косогору, благодаря чему передние 
ряды мешают задним; мы же, бросая вниз по склону копья, дротики и камни, легко 
попадаем в них и многих раним. Не думайте, что первым рядам придется сражаться 
на равных условиях; если вы теперь, как следует ожидать, храбро пустите во 
врага град стрел, то ни одна стрела не пропадет даром, - все попадут в цель, 
так как на всей дороге нет ни местечка, которое не было бы занято вражеским 
солдатом. Защищаясь от стрел, им придется прятаться за щиты, так что можно 
будет как слепым наносить им удары куда вздумается и, нападая, обращать их в 
бегство"{72}. Здесь Ксенофонт оценивает боевой порядок с точки зрения 
применения его к местности и пытается разрешить вопрос организации 
взаимодействия тяжелой и легкой пехоты, метательного и ударного оружия. 
 В 395 году до н. э. союзники, выступив против Спарты, обсуждали вопрос "о том, 
какой глубины должно быть войско, чтобы из-за слишком глубокой фаланги враг не 
получил возможность обойти войско с флангов"{73}. Ксенофонт был сторонником 
неглубоких построений. "Думаешь ли, - писал он, - чтобы фаланги, которых 
густота производит то, что большая часть ратников не имеет возможности поражать 
неприятеля своим оружием, могли быть очень полезными для своих и наносить много 
вреда противной стороне. Мне хотелось бы, чтобы египетские гоплиты, вместо ста 
шеренг глубины, имели десять тысяч; тогда нам пришлось бы ведаться с меньшим 
числом людей"{74}. 
 Сокращая глубину построения фаланги, Ксенофонт требовал выделения небольшого 
резерва для предотвращения случайностей. Резерв он ставил в последние линии, но 
проблем его использования не разработал. 
 Рассматривая действия персидского полководца Кира, Ксенофонт писал, что 
военное искусство Кир не ограничивал знанием построения линейного или более 
глубокого боевого порядка, но требовал применять его "...смотря по тому, как 
показывается неприятель, справа или слева, или сзади; он думал, что не менее 
того важно уметь разделять свои войска, если обстоятельства этого требуют, 
ставить их на места выгоднейшие и ускорять в удобное время их выходом, дабы 
предупредить неприятеля. В соединении всех этих частей, по мнению его, виден 
был искусный военачальник, он не пренебрегал ни одною. Во время похода он 
переменял свои приказания, смотря по обстоятельствам; но в стане порядок... 
изменялся редко"{75}. Так определял Ксенофонт качества, которые необходимы 
искусному военачальнику. 
 "Если в военном деле самое важное - это повиновение начальству"{76}, то в 
военном искусстве самое главное, по Ксенофонту, заключается в умении 
военачальника действовать сообразно с обстановкой. Ксенофонт различает военное 
дело и военное искусство, которое он рассматривает как обобщенный опыт всех 
войн. 
 Ксенофонт понимал роль Эпаминонда в развитии военного искусства и, несмотря на 
то, что относился отрицательно к его политическим взглядам, дал ему высокую 
оценку. Описывая бой при Мантинее, он называет Эпаминонда безукоризненным "во 
всем том, что достигается предусмотрительностью и мужеством"{77}. В своем 
последнем походе, отмечает Ксенофонт, Эпаминонд так искусно устроил лагерь, что 
его войско находилось в большой безопасности, его планы были скрыты от врага, а 
сам он мог хорошо наблюдать за его действиями; в то же время его расположение 
позволяло легко заготовлять все необходимое для войска. Главную же заслугу 
Эпаминонда Ксенофонт видел в умелой боевой подготовке. "Мне мажется гораздо 
более удивительным то, что ему удалось дать своему войску такое воспитание, что 
оно не утомлялось ни от каких трудов - ни дневных, ни ночных, что оно не 
уклонялось от опасностей, что охотно повиновалось даже тогда, когда ощущался 
крайний недостаток в съестных припасах"{78}. 
 Ксенофонт правильно уловил и основы новой тактики, созданной Эпаминондом, что 
видно из описания боя при Мантинее. "Эпаминонд двигал войско вперед узкой 
частью, как военный корабль, полагая, что в том месте, где ему удастся прорвать 
линию неприятельского расположения, он нанесет окончательное поражение и всему 
вражескому войску. Он собирался ввести в дело только самую сильную часть своего 
войска и отодвинул назад более слабую часть, зная, что поражение какой-либо 
части войска влечет за собою уныние в смежных частях и подъем духа у врага". 
Так и произошло. "Одержав победу в том месте, где он врезался в ряды 
противников, он обратил в бегство и все вражеское войско"{79}. 
 По Ксенофонту, выбор момента удара - важнейшее требование военного искусства. 
"Лови всячески для нападения на него (врага. - Е. Р.) с быстротою такое время, 
когда он случится в беспорядке, а твое войско будет устроено к бою; когда он 
будет без оружия, а ты с оружием в руках; когда он будет отягчен сном, а ты 
бодрствуешь; когда ты осмотришь его, а сам останешься скрытым; когда ты увидишь 
его на дурном месте, а сам будешь занимать выгодное"{80}. Но этого недостаточно,
 надо ввести противника в заблуждение, так как "на войне нечаянные достижения 
более всего могут наводить страх"{81}. "Те, которые знают искусство обманывать 
неприятеля, могут вдруг напасть на него, продержав в ложной опасности; иногда 
они могут расстроить его войско, притворившись бегущими от него; иногда 
притворным побегом они заманят его в места трудные, где ударят на него. Впрочем.
.. не держись тех военных хитростей, которым тебя учили; иногда надобно