ов типа Ли Хун-чжана и 
кончая чиновниками на местах, вынуждены были признать превосходство 
европейского оружия и западной техники. Стремление заимствовать все это и 
поставить на службу Китаю и явилось основой политики самоусиления. Иными 
словами, дело модернизации страны руководители цинского Китая решили взять в 
свои руки, оставив за колониальными державами ЛИШЬ Право на тпргпдмр 
гчтрратиидфиианирпвянис прммптпрнчргр и иного строительства. Конечно, 
колониальный капитал тоже быстро
    
    укрепляя свои позиции в Китае в конце прошлого века, создавая там свои 
предприятия и расширяя внешнеторговый оборот, но все же основной рост 
промышленного потенциала и всей инфраструктуры шел преимущественно за счет 
централизованных усилий китайского государства.
    Здесь надлежит сделать существенную оговорку. Речь идет не о хорошо 
продуманной и официально принятой на высочайшем уровне новой экономической 
политике. Как раз напротив, верхи империи во главе с Цыси были сравнительно 
мало озабочены проблемами самоусиления, да и не были готовы для этого. Другое 
дело — влиятельнейшие деятели империи, фактически державшие в своих руках 
власть над теми или иными регионами страны и имевшие в своем распоряжении 
сильные армии и огромные средства. Существуя как бы сами по себе, они в то же 
время не только не были в оппозиции к центру, но практически действовали от его 
имени, будучи облечены высокими полномочиями, сохраняя за собой высшие 
официальные посты. •Регионализация Китая по этому принципу не была чем-то новым.
 Напротив, по меньшей мере с конца Хань это было нормой в тех условиях, когда 
центральная власть оказывалась не в состоянии сохранить свои позиции либо 
справиться с крестьянским восстанием. В этих случаях инициативу и брали на себя 
сильные дома, создававшие собственные армии, вступавшие в борьбу с повстанцами 
и затем вершившие делами империи. Так было в конце Хань. Нечто похожее стало 
реальностью и после подавления восстания тайпинов.
    Внесшие весомый вклад в это дело высшие сановники империи Ли Хун-чжан, Цзэн 
Го-фань, Цзо Цзун-тан и некоторые другие уже с начала 60-х годов стали на путь 
энергичного строительства в своих регионах арсеналов, верфей, механических 
предприятий с тем, чтобы перевооружить собственные армии и тем усилить 
вооруженную мощь империи. Частично эта деятельность финансировалась за счет 
казны, отчасти — за счет поборов с имущих слоев того региона, который находился 
под контролем данного сановника, в немалой степени — за счет награбленного в 
ходе войны с тайпинами. Компании, строившие арсеналы и заводы, верфи и шахты, 
не останавливались и перед тем, чтобы привлечь частный капитал — средства 
купцов, шэньши, земледельцев. Но вносившие его собственники, как правило, не 
имели голоса при решении проблем, связанных с производством и финансами 
компании; в лучшем случае они регулярно получали свою долю дохода в виде 
процентов на вложенный капитал. Практически это означало, что заимствованный у 
иностранцев принцип капиталистического производства в китайской реалии конца 
прошлого века обрел форму государственного капитализма. Теоретически это было 
обосновано в классическом тезисе самоусиления: «Китайская наууа — осиряя, 
яяпядная — (нечто) прикладное». Смысл его состоит
    в том, что китайская конфуцианская основа во всех отношениях не 201
    
    ставится под сомнение, тогда как все заимстцованное с Запада перенимается 
для того, чтобы дополнить основу. К этому стоит добавить, что в Китае стали 
появляться многочисленные сочинения, разрабатывавшие этот постулат в том смысле,
 что вообще-то все великие изобретения и достижения Запада не что иное, как 
результат заимствованных в свое время из Китая идей, так что нет ничего 
удивительного в том, что теперь все эти несколько видоизмененные идеи китайцы 
вправе взять на вооружение.
    Рост иностранной торговли в Китае вея к накоплению в стране немалых средств 
за счет таможенных сборов. Эти средства, как и иностранные займы, тоже шли на 
форсирование политики самоусиления, в первую очередь на создание индустрии 
вооружения. Впрочем, немалая доля их прилипала к рукам гигантского аппарата 
власти, вплоть до императрицы, которая предпочитала строить дворцы на деньги, 
предназначавшиеся для перевооружения армии. Регионализация страны и продажность 
аппарата власти сильно ослабляли империю и во многом нейтрализовывали возможные 
успехи политики самоусиления. Протекционизм и коррупция вели к назначению на 
важные посты бездарных протеже высших сановников — и это тоже делало свое дело. 
Отсюда — недостаточная эффективность политики самоусиления, что стало очевидным 
при первых же серьезных испытаниях, какими явились война Китая с Францией за 
Индокитай в 1884—1885 гг. и японо-китайская война 1894—1895 гг. Обе войны, в 
ходе которых империя столкнулась с хорошо вооруженными и умело руководимыми 
армиями, привели Китай к поражению и немалым потерям: Вьетнам, а затем Корея и 
Тайвань перестали быть вассальными по отношению к Китаю территориями, частями 
империи. Это был уже крах политики самоусиления, оказавшейся несостоятельной.
    Военные поражения и крушение политики самоусиления логически привели к 
очередному натиску на Китай колониальных держав, усиливавших свои экономические 
и политические позиции в дряхлеющей империи. Основной финансово-экономической 
силой в Китае стали иностранные банки; в ходе так называемой битвы за концессии 
державы получили в свои руки контроль над быстро-развивающимся железнодорожным 
строительством; немалые деньги иностранный капитал вложит также в судоходство, 
хлопчатобумажную и некоторые иные отрасли промышленности. Правда, параллельно с 
этим продолжалось и создание