се это затрагивало непосредственно лишь 
меньшинство в основном городского населения (хотя городское население быстро 
росло и растет, к моменту деколонизации оно было в явном меньшинстве), тогда 
как основная сельская часть Африки была затронута новшествами весьма мало и 
жила по-прежнему общинами, численно даже возраставшими (эффект демографического 
взрыва в XX в.). Но ситуация в целом вполне очевидна.
    Можно напомнить и еще одно немаловажное обстоятельство: колонизаторы 
принесли с собой не только систему капиталистического предпринимательства, но и 
европейскую культуру, приобщаться к которой стали африканцы (многие из них 
учились в Париже либо в Оксфорде и Кембридже). Они принесли с собой свои языки, 
на которых веками публиковались шедевры мировой литературы, философии, науки, 
на которых стали издаваться газеты, журналы и книги в Африке. На 
западноевропейских языках — на языке метрополии — велась вся деловая и 
административная переписка в той или иной колонии, на них же привычно стали 
общаться между собой представители различных языковых групп из числа жителей 
этой колонии, особенно в городах. Причастность к европейским языкам и 
европейской культуре сказалась и на развитии местной африканской культуры, от 
философии негритюда Л. Сенгора до поэзии и прозы современных африканских 
писателей, пишущих чаще всего на европейских языках.
    Но на всем этом сравнительно радужном фоне, свидетельствующем о несомненных 
сдвигах в образе жизни и облике традиционных африканских обществ, особенно в 
городах континента, остается и немало мрачных пятен. Одним из наиболее крупных 
следует считать низкую культуру и дисциплину труда, отсталость в сфере 
производства, технологии и качества труда, что с особой остротой ощутили 
африканские государства после деколонизации и национализации во многих странах 
(полностью либо частично) ключевых отраслей экономики. Это и неудивительно: 
столетие — слишком малый срок для скачка от первобытности к современности. 
Многое, включая тотальную общинность с. ее цепкими традициями, тянет Африку 
назад. Структура приспосабливается, отчаянно сопротивляясь. И это весьма сурове 
сказывается,-создает дисбаланс, ркяуии ряяртлв между тке-ляг-мым и реальностью, 
между постоянно растущими потребностями численно резко увеличивающегося 
населения и невозможностью удов-
    
    летворить эти потребности за собственный счет, т. е. за счет соответственно 
растущего производства, производительности труда, количеств» и качества 
произведенного продукта. Конечно, такого рода нежелательный эффект в той или 
иной мере можно обнаружить во всем развивающемся мире, но в Африке, особенно в 
Тропической Африке, он едва ли не наиболее заметен и драматичен.
    Колониализм в арабской Африке
    Северная и Северо-Восточная Африка — это особый мир, весьма отличный от 
негритянского, хотя и связанный с ним многими нитями, а порой и общей судьбой. 
Это не океан первобытности и полупервобытности; при всем том, что и такого рода 
анклавов здесь немало, это мир сравнительно высокой культуры, базирующейся на 
весомом религиозно-мировоззренческом фундаменте ислама, не говоря уже о том, 
что наиболее развитая его часть, Египет, восходит корнями к столь глубокой 
древности, которая говорит сама за себя.
    И все же, несмотря на это, арабская Африка была колонизована одновременно с 
остальной частью континента, в основном теми же державами и практически так же 
легко. Если еще в XVIII в. страны Магриба, составлявшие часть Османской империи,
 были достаточно грозным противником для европейцев, а пиратский террор 
корсаров заставлял Европу откупаться от него, то в XIX в. все изменилось. Алжир,
 Тунис, а в начале XX в. и Марокко стали колониями Франции, затем колонней 
Италии оказалась Ливия. Англичане в те же годы усилили свои позиции в Египте, 
превратив его если не в колонию, то в полуколонию, а затем подчинили себе Судан 
и вместе с французами и итальянцами поделили Сомали. Конечно, все эти акции 
сопровождались активным сопротивлением, восстаниями и войнами местного 
населения, преимущественно под религиозными лозунгами. Некоторые из войн, как 
махдистская в Судане, приводили к заметному успеху, но ненадолго: мощь 
колониальных держав ломала сопротивление слабовооруженных воинов ислама, 
одерживала верх над мятежами типа выступления Ораби в Египте.
    Что касается хозяйственного освоения колоний, особенно плодородного и 
климатически благоприятного побережья Средиземного моря, то оно шло достаточно 
активно, хотя и наблюдалась некоторая разница в методах и установках: Франция, 
а затем и Италия делали ставку на заселение земель колонистами и создание в 
колониях значительной прослойки европейского населения, ведшего 
капиталистическое товарное хозяйство с одновременным развитием горнорудных и 
иных промыслов, предприятий, дорог, портов и т. п. Англичане переселения 
колонистов в сколько-нибудь заметных размерах не форсировали, но зато весьма 
активно проникали во все сферы политической администрации и экономики, строили 
промышленные
    
    предприятия, создавали обслуживавшую их нужды инфраструктуру, 
модернизировали сельское хозяйство, стимулируя выращивание местным населением 
товарных продуктов, прежде всего хлопка.
    Почему ведущие державы Европы стремились к колонизации исламской арабской 
Африки? Видимо, здесь сыграли свою роль два важных фактора: во-первых, 
стратегически важное расположение североафриканских стран, их очевидная роль в 
торговле и связях с Востоком, особенно после открытия Суэцкого канала, и, 
во-вторых, политическая слабость соответствующих государств, лишенных защиты со 
стороны ослабленной Османской империи и враждующих друг с другом. Для Франции и 
Италии играла определенную роль и территориальная близость захваченных земель, 
климатическое сходство