шей внут ренней прочности, остальные 
буддийские страны имели относительно слабую цивилизационную основу — с точки 
зрения готовности к энергичному внутреннему сопротивлению колониализму. Со 
противление такого рода продемонстрировал лишь Сиам, но и то главным образом 
потому, что оказался в исключительных обстоятель ствах. Зато здесь, как и в 
случае с Малайей и Индонезией, внешние влияния способствовали вызреванию 
тенденций к социальному равен ству и радикальному переустройству, что в 
какой-то степени не было чуждо (во всяком случае, идея равенства и связанное с 
ней стрем ление к социальной справедливости) и буддизму как доктрине. Ре 
ализация такого рода тенденций хорошо видна на примере Бирмы, Лаоса и Камбоджи 
в XX в., особенно во второй его половине. Вариант четвертый — Вьетнам. 
Конфуцианская цивили- зационная основа здесь сочеталась с относительной 
слабостью собст венной политической администрации, хотя она и функционировала 
по традиционной китайской модели, включая систему экзаменов. Сла бость власти 
при сохранении принципов конфуцианства как доктрины всегда вела к вызреванию 
весьма энергичных тенденций трансфор мации традиционной структурной основы в 
сторону, близкую к частнособственнической структуре, как о том свидетельствует 
дример Японии и хуацяо. Во Вьетнаме это не проявилось столь заметно по
    ояду причин, в том числе и вследствие существования пусть сравнительно с 
Китаем слабой, но все же достаточно эффективной власти. Но сама тенденция, 
равно как и традиционная для конфуцианства ориентация на социальное равенство, 
справедливость, гармонию, вели к достаточно быстрому заимствованию от 
колонизаторов и стоящей за ними европейской цивилизации многих радикальных идей,
 в том числе и коммунистических. Вариант пятый—Филиппины. Здесь, как уже о том 
шла речь, влияние католицизма оказалось фактором, трансформировавшим 
традиционную азиатскую полупервобытную структуру со всеми вытекающими из этого 
последствиями. Все пять вариантов, столь различных в конкретных деталях и 
неповторимых цивилизационных особенностях, имеют, как это легко заметить, ряд 
важных общих признаков, которые в некотором смысле могут послужить основанием 
для цивилизационного обособления двух регионов, до того столь тесно 
связывавшихся в нашем изложении и анализе в нечто единое целое. Речь идет о 
тенденции структуры к трансформации, т. е. о ее внутренней прочности, о том 
самом, что в конечном счете столь существенно для далеко идущих выводов. В этом 
плане религиозно-цивилизационный фундамент Южной Азии (Индия и тяготеющий к ней 
Цейлон) будет представляться более цельным и прочным, несмотря на то что как 
раз здесь, в Индии и на Цейлоне, веками шел непрерывный процесс колонизации. 
Что касается Юго-Восточной Азии, то там аналогичный фундамент оказался менее 
прочным и имел определенную тенденцию к трансформации. Речь отнюдь не о том, 
что трансформация здесь много проще или де-факто зашла дальше. Отсталые Лаос и 
Камбоджа, даже Бирма во многих отношениях, в частности с точки зрения успехов 
капиталистической модернизации или парламентско-политических свобод, вполне 
могут сильно уступать Индии. Имеется в виду нечто иное, а именно степень 
способности традиционной структуры к трансформации. Именно на это, равно как и 
на иную социальную ориентированность буддизма и ислама по сравнению с индуизмом,
 и опирались те силы, которые вели соответствующие страны к рискованным 
социальным экспериментам. Правда, следует оговориться, что сам по себе этот 
факт, особенно если эксперимент совершался под знаменем «научного социализма», 
отнюдь не означает, что в результате традиционная структура оказывается 
сломленной и перестроенной. Как правило, она остается прежней и лишь внешне 
приспосабливается к изменившимся обстоятельствам. Впрочем, специально об этом 
речь будет идти в четвертой части данной работы. Пока же важно лишь обратить 
внимание на то, что одна традиционная структура, южноазиатская, оказалась резко 
антиэгалитарной по сути и потому закрытой для тенденций к радикальному 
социальному переустройст-ву,-труда как другая, «го-востачноазиатская, в этом 
смысле 4шла. иной.
    
    Градиционная структура и колониализм
     Английские колонизаторы имели дело с традиционной структурой обоих 
регионов — Южной (Индия и Цейлон) и Юго-Восточной Азии (Бирма, Малайя и Сиам). 
Едва ли они когда-либо точно отдавали себе отчет в том, с какими именно 
структурами имеют дело и как следует строить свою политику в зависимости от 
этого. Скорее корректировка, если она случалась, происходила на своего рода 
интуитивном уровне, на уровне проб и ошибок. Но следует отдать англичанам как 
администраторам справедливость: они в общем умело делали свое дело и, как 
правило, обычно избирали оптимальные методы управ ления колониями. Гораздо 
меньше это удавалось голландцам и фран цузам, не говоря уже об испанцах на 
Филиппинах. Что имеется в виду в первую очередь? Англичане в Индии (о Цейлоне 
отдельно говорить не будем, хотя кое в чем там обстояло дело иначе) вели свою 
политику не только по традиционному для них принципу «разделяй и властвуй», что 
еще со времен Древнего Рима считалось своего рода неписаным правилом для 
всякого умелого администратора, но и с учетом того, что они имеют дело с крайне 
негибкой и внутренне сильной традиционной структурой. Задача их, учитывая 
нарастающее сопротивление общества, состояла в том, чтобы, идя время от времени 
на необходимые уступки, готовить почву для таких изменений в обществе, которые 
при господстве малоизме няющейся структуры в целом все же сделали бы возможным 
изме нение Индии и сближение ее в ряде аспектов с европейскими, прежде всего 
британскими стандартами в образе жизни, политике, администрации, системе 
образования и т. п., не говоря уже о капитализме в экономике. Конечно, 
традиционная индуистская структура пусть пассивно, но достаточно стойко 
сопротивлялась англичанам, так же как она делала это и по отношению к другим 
завоевателям, в том числе и мусуль манским правителям. Но, так же как и в 
других случаях, она одновременно с этим