я при этом всю сложность ситуации и болезненность 
трансформации, связанной с радикальной ломкой привычного стандарта, но 
обещающей успехи в будущем.
    Как хорошо известно, шараханье в политике и ориентации тех или иных 
современных восточных государств вело к их переориентации, а порой и ко 
вторичной, обратной переориентации с одной модели развития на другую. Однако в 
итоге большинство из них избрало ориентацию на еврокапиталистический стандарт, 
продемонстрировавший свою эффективность. И здесь, в конце главы, посвященной 
взаимоотношениям государства и экономики на современном Востоке, стоит сделать 
весьма определенный вывод: капитализм на современном Востоке не является и в 
силу структурных причин не мог быть, как то было на Западе несколькими веками 
ранее, итогом некоего динамично развивавшегося, но в основе своей стихийного 
саморегулировавшегося процесса, лишь иногда подправляемого, корректируемого 
политикой государства. Здесь это был процесс, субъективно осмысленный и 
сознательно определяемый госу-
    
    дарством. Это был результат определенной политики. Возможно, именно в этом 
— основа специфики процесса капиталистического развития на Востоке. Лучше всего 
это видно из того, как в послевоенном мире освободившиеся от колониальной 
зависимости страны Востока выбирали свой путь, свою модель развития.
    Глава 13 Проблемы развития: выбор пути
    Страны Востока, обретя политическую независимость, получив либо упрочив 
свою государственность и оказавшись перед объективной необходимостью 
преодоления отсталости и ускорения развития, в середине нашего века должны были 
сделать выбор — тот самый выбор пути, который столь зависел от решения 
государства, от его политики. Государство, встав над всем и отвечая за все, 
брало на себя решение, вырабатывало стратегию развития. Будучи вынужденным 
балансировать между двумя едва ли не равными по силе и значимости тенденциями 
(как лучше содействовать развитию и как при этом легче гарантировать 
прожиточный минимум людям, не подготовленным для радикальных изменений в образе 
жизни), оно было свободным в выборе, хотя на деле эта свобода была более чем 
относительной и условной.
    Итак, государство — или, точнее, представлявшие его руководители — должно 
было избрать ту или иную политику и следовать ей, причем от этого зависело 
очень многое. Можно было открыть в стране свободный рынок и поощрять его, но 
можно было сделать прямо наоборот: закрыть рынок почти наглухо, как то было в 
Китае при Мао. Государство могло стимулировать развитие частной собственности, 
но могло и пресечь ее, вырвать с корнем; могло разрешить деятельность в стране 
иностранных компаний и ТНК, а могло и запретить эту деятельность, решительно 
изгнав иностранцев. И от того, какая именно политика будет взята на вооружение 
тем или иным свободным государством развивающегося мира, зависела вся его 
судьба в последующем. Так что выбор пути был делом весьма важным. От чего же он 
зависел? Что влияло на выбор? И в конечном счете на что можно было 
ориентироваться, делая выбор?
    Эталоны для ориентации
    Естественным ориентиром для развития стран Востока с прошлого века была 
Европа, т. е. еврокапиталистическая структура в целом и, более конкретно, 
олицетворенные метрополиями ее модификации. Изучая язык страны-метрополия, 
получая образование в ее университетах, пропитываясь ее культурой, 
представители высших
    
    социальных слоев колониальных и зависимых стран в большинстве своем 
становились как бы представителями двух цивилизаций, двух социальных структур — 
собственной и оказавшей на них огромной влияние чужой. Логично, что в 
перспективе они представляли себе будущее своих стран как нечто промежуточное 
между традиционным прошлым и заимствованным образцом. И если принять во 
внимание, что во главе вновь образовывавшихся самостоятельных государств 
постколониального Востока оказывались пропитанные культурой метрополии 
представители высших слоев местного населения, то не приходится удивляться тому,
 что еврокапиталистическая структура метрополии представлялась им чем-то вроде 
образца.
    К этим субъективным представлениям можно прибавить и нечто более 
объективное. Речь прежде всего о длительной целенаправленной деятельности 
колониальной администрации в колониях, которая вела к насаждению принятых в 
метрополии порядков, ее языка, культуры, политических и правовых норм и т. п. 
Оба фактора, накладываясь один на другой, усиливали друг друга и создавали 
мощный импульс с четким вектором. Что касается стран зависимых, где фактора 
колониализма в форме длительного господства колониальной администрации не было, 
то там на передний план обычно выступала политическая ориентация своего 
правительства. Иногда определенную роль играли случай, борьба политических сил, 
соперничество великих держав, даже свободный выбор (вспомним миссию Ито, 
посланную в Европу в конце прошлого века для ознакомления с теми политическими 
системами, из которых следовало выбрать нечто наиболее подходящее для Японии). 
Кроме того, объективным фактором огромной силы был сам колониальный капитал во 
всех его модификациях. Этот капитал зримо демонстрировал свое 
технико-технологическое и экономико-индустриальное превосходство и буквально 
подавлял своей мощью традиционное хозяйство и связанный с ним образ жизни 
Востока. Стать капиталистической, развиться до такого уровня было если и далеко 
не всеми осознанной, то во всяком случае подспудно вызревавшей целью каждой из 
стран отсталого Востока. К этому вело и развитие национального капитала, пусть 
медленное и противоречивое. В еще большей степени такого рода целью было обычно 
озабочено бравшее на себя экономические функции государство.
    Словом, многое говорило в пользу именно еврокапиталистического стандарта. 
Этот стандарт, олицетворенный то