а стабильно ориентировавшихся на 
марксистскую модель или ведших—постоянные "войны ради этого), являя" собой 
обширный рынок, буквально забиты хорошими товарами, включая
    
    японскую электронику, красивую одежду и обувь и многое-многое другое. 
Нельзя сказать, чтобы эти товары по ценам были всем доступны. Но и нельзя 
считать, что они вовсе недоступны простому человеку. Рынок есть рынок, так что 
тот, кто хочет, чтобы товары не залеживались, соизмеряет цены на них с 
финансовыми возможностями населения. Практически это означает, что почти любая 
городская семья, как и многие деревенские, могут себе позволить покупать и 
пользоваться этими товарами. А это, собственно, и есть демонстрационный эффект: 
каждый хочет иметь то, что уже есть у других. Но для этого нужно работать и 
зарабатывать. Отсюда — дополнительный стимул к производительному труду, к 
предпринимательской инициативе. Кроме того, овладение современными товарами, 
особенно электроникой и иной сложной техникой, косвенно содействует как 
повышению культурного уровня владельцев, так и развитию их грамотности и 
образованности, хотя бы за счет радиовещания и телевидения ( как в недавнем 
прошлом во всем мире — за счет кино).
    Кризис развития и иностранная помощь
    Африка по признанию специалистов понемногу изменяется и явно идет вперед. 
Наметившийся на рубеже 80—90-х годов в связи с крушением марксистского 
социализма переход избравших было эту модель стран на рельсы 
рыночно-частнособственнического развития дал дополнительный импульс движению к 
экономическому прогрессу. Все большее количество стран одна за другой заявляют 
о своем стремлении к либерализации и приватизации экономики, о готовности 
заимствовать идеи плюрализма и практику многопартийности. Не вполне пока ясно, 
насколько эти намерения серьезны и насколько их осуществление поможет движению 
вперед. Но сам импульс отчетливо заметен, это в некотором смысле знамение 
нашего времени, чутко воспринятое на континенте, где до того к развитию по 
рыночно-частнособственническому капиталистическому пути многие относились 
настороженно, считая его как бы чужим, негодным для Африки (иное дело 
генетически близкий марксистский социализм с его коллективистскими установками, 
командной дисциплиной и священной ненавистью к частной собственности и богатым 
вообще).
    Однако одно дело — благие намерения, и совсем другое — реальность. Даже 
если принять как желаемые и обнадеживающие движение Африки в сторону рыночной 
экономики и некоторые достижения в этом направлении, включая адаптацию 
городского населения и опре-деденное развитие мелкого и среднего 
предпринимательства, об успехах здесь говорить рано. Зато о суровом кризисе, 
кризисе развития
    
    континента, говорят уже многие и достаточно давно, как в самой Африке, так 
и вне ее. И для этого есть серьезные основания.
    Во-первых, 80-е годы прошли в Африке под знаком спада в темпах развития, 
существенного обострения продовольственной проблемы. Поразившая обширный пояс 
Сахеля и некоторые прилегающие районы жестокая засуха, связанная с наступлением 
песков Сахары, принесла бедствия ряду стран, от Мали до Мозамбика. Но особенно 
пострадали Эфиопия, Чад, ЦАР, Нигер. В Эфиопии, наиболее многонаселенной из 
перечисленных стран, это привело к массовым вынужденным перемещениям населения 
и соответственно к резкому обострению нищеты, а в сочетании с 
марксистско-социалистическими экспериментами, обескровившими экономику страны,— 
к голоду и голодной смерти сотен тысяч, если не миллионов людей.
    Во-вторых, распространенность социальных экспериментов по марксистской 
модели привела к кризису, аналогичному эфиопскому, многие из стран Тропической 
и Южной Африки. Сократились зарубежные инвестиции — для них не было в 
упомянутых странах ни простора, ни условий. Нарушился привычный баланс во 
внешнеторговых связях, а торговые связи с так называемым миром социализма 
всегда имели уродливый характер и обычно не способствовали развитию, в лучшем 
случае содействовали вооружению и усилению военной мощи соответствующих стран, 
что опять-таки ложилось на слабую экономику этих стран невыносимым бременем.
    В-третьих, Африку буквально потряс мощный демографический взрыв. Издревле 
этот полупервобытный континент был малонаселенным вследствие хотя бы 
неблагоприятных условий для обитания человека. Темпы прироста населения были 
достаточно стабильными в своей неторопливости, причем массовый вывоз рабов — 
вопреки имеющимся на этот счет предвзятым представлениям — не слишком на них 
влиял. К началу XVII в. на континенте ориентировочно проживало 55 млн. чел., к 
началу XIX в.—70, к началу XX в.—110 млн. чел. Однако энергичная колонизация и 
освоение Африки европейцами, знакомство с основами европейской культуры, в 
частности с медициной и гигиеной, успешная борьба с африканскими болезнями 
(малярией, сонной болезнью и т.п.)— все это уже к моменту деколонизации за 
какие-то 60 лет привело к тому, что население континента возросло более чем 
вдвое — до 275 млн. чел. Освобождение Африки дало еще один мощный толчок росту 
темпов прироста, которые ныне достигли 3,1%в год. В результате население 
континента за 30 лет увеличилось еще раз более чем вдвое, достигнув 600 млн. И 
продолжает расти такими—же темпами. К 2010 г., как ожидается, африканцев будет 
один миллиард.
    
    Нетрудно из этого заключить, что при общем падении темпов экономического 
прироста, наметившемся в 80-х годах, демографический взрыв привел к тому, что 
доход на душу населения на континенте стал уменьшаться. Иными словами, люди 
начинают жить беднее, чем вчера. Это и есть кризис развития.