в в XIX — XX вв. оказались против традиции и 
в пользу колониализма. Общий итог: сравнительно слабый эффект колониализма 
против мощной традиции, олицетворенной высокой цивилизацией и сильной 
государственностью.
    7. Четвертый блок, Япония. Природный фактор и уровень развития средние, 
сила государства невелика, но роль цивилизационного фундамента огромна, причем 
в его пользу случай и стечение обстоятельств. Эффект колониализма уникален по 
характеру: сила его крайне незначительна, а влияние колоссально. Здесь 
фактически нет противостояния (опять-таки нечто уникальное на общем фоне), а 
общий вектор примерно таков: динамичная традиция, опирающаяся на 
цивилизационный фундамент и использующая благоприятные для нее случайности и 
обстоятельства, активно впитывает все полезное и усваиваемое из того, что выше 
было названо эффектом колониализма, учитывая при этом, что в данном случае этот 
эффект предстает в наиболее благоприятном варианте, при почти не ощущаемом 
военно-политическом нажиме держав и колониальной торговле, выгодной для самой 
Японии.
    Итак, семь вариантов. Соединив четвертый и пятый (исламские), получаем 
шесть основных моделей:
    Модель первая, исламская: эффект колониализма или, иначе говоря, Запад 
против ислама, его мощной религиозной традиции и сильного государства.
    Модель вторая, африканская: колониально-капиталистический Запад против 
первобытности и полупервобытности, опирающихся на примитивную традицию и крайне 
слабую государственность.
    Модель третья, индийская: мощный эффект колониализма против мощной 
цивилизационной традиции с ослабленной государственностью.
    Модель четвертая, юго-восточноазиатская: мощный эффект колониализма против 
сравнительно ослабленной цивилизационной традиции и государственности.
    Модель пятая, китайская: слабый эффект колониализма против необычайно 
мощной традиции, цивилизации, государственности.
    
    Модель шестая, японская: динамичная традиция, обогащаемая за счет Запада..
    Из этих шести моделей для последующего разбора можно исключить — коль скоро 
идет речь о возможных потенциях трансформации — модель вторую, африканскую. 
Совершенно очевидно, что здесь внутренних потенций для трансформации 
практически нет, что только силовое воздействие извне и в буквальном смысле 
слова навязывание Тропической Африке европейских капиталистических стандартов 
оказались практически единственным импульсом, способствовавшим трансформации. 
Логично сделать из этого вывод, что и в последующем, т. е. после деколонизации, 
трансформация будет идти преимущественно за счет капиталистических методов, 
тогда как попытки изменить ее характер за счет усиления роли государства и 
огосударствленной по марксистско-социалистическому стандарту экономики 
объективно могут лишь привести к выходу на авансцену той самой первобытной 
общинной традиции, о которой уже упоминалось.
    Можно также объединить в подварианты третью и четвертую самостоятельные 
модели. В этом случае количество их сведется к четырем: исламская, 
индо-юговосточноазиатская (сильные позиции колониализма против слабой местной 
государственности, но с под-вариантами: при сильной и при ослабленной 
цивилизационной традиции), китайская и японская. О феномене Японии уже шла речь,
 так что эту уникальную модель из анализа можно исключить. Остаются три — 
исламская, индо-юговосточноазиатская и китайская. Собственно, именно эти три 
охватывают собой практически весь Восток (кроме территориально небольшой Японии 
и Тропической Африки), именно они соответствуют трем великим цивилизациям 
Востока — исламской, индо-буддийской и дальневосточной, конфуцианской. Это 
означает, что основные факторы и потенции трансформации в конечном счете 
логично сводятся к цивилизационным в своей глубинной основе моделям.
    Индия и Юго-Восточная Азия: потенции трансформации
    О факторах, оказывающих воздействие на процесс трансформации, уже 
говорилось; составлена и генеральная формула модели в двух ее модификациях — 
для Индии и для Юго-Восточной Азии. Основная характеристика модели — 
исключительно важная роль колониального капитала и колониальных держав для 
стран, давно и надолго превращенных в колонии. Само собой разумеется, что 
госу--дарства здесь,__если они были, оказывались под высшей властью 
колониальной администрации, имели мало реальной власти и
    
    отличались внутренней слабостью. Как упоминалось, разница между обеими 
модификациями этой модели сводится к сильной индийской и слабой, сущностно 
разноречивой юго-восточноазиатской цивилизационной традиции. Что можно в связи 
с таким раскладом сказать о потенциях внутренней эволюции и вызванной 
воздействием колониализма трансформации?
    Сначала об Индии. Казалось бы, здесь потенций крайне мало. Мощная сила 
общинно-кастовой структуры почти не была поколеблена английской администрацией 
и колониальным капиталом. Но зато ее инертность позволила англичанам 
практически без особых усилий наращивать промышленный капитал и соответствующую 
инфраструктуру и тем самым создавать промышленно развитые анклавы. А поскольку 
работали в сфере промышленности и инфраструктуры не только англичане, но и 
индийцы, равно как и представители иных религиозно-цивилизационных групп 
населения (мусульмане, парсы и др.), to феномен симбиоза осуществлялся здесь не 
в чистом виде. Напротив, английская в своей основе капиталистическая экономика 
постепенно втягивала в сферу своего воздействия индийцев. Основное большинство 
населения традиционно жило в общинах и не имело с внешним миром никаких связей, 
кроме тех, что диктовались законами общины и касты. Меньшинство же, своего рода 
аутсайдеры, среди которых, особенно на уровне социальных верхов, было немало 
выходцев из брахманских каст, не то чтобы вовсе разрывали связи с традицией, 
особенно кастовыми нормами, но как бы ослабляли эти связи (заботливо их 
сохраняя, как своего рода надежный тыл, опору на родную почву) и включались в 
сферу возд