мало. К тому же они фундаментальны по 
характеру и значению — обстоятельство, во многом объясняющее привычку не 
придавать большого значения различиям между Востоком и Западом и связанное с 
этим стремление втискивать восточные общества и историю в жесткие рамки 
европейского стандарта. Однако, при всей их фундаментальности, эти общие 
элементы явственно отступают на второй план, как только заходит речь о 
различиях. Обратим внимание именно на них.
    Производительное хозяйство античного общества, связанное с торговлей и 
мореплаванием, ориентировалось на рынок, было товарным и находилось в руках 
частных собственников, коллектив которых и составлял гражданскую общину. Она 
состояла из равноправных, но в имущественном плане неодинаковых граждан, тогда 
как остальная (как правило, меньшая) часть населения общины-полиса принадлежала 
к неполноправным, включая и рабов. На базе традиций общинного самоуправлении 
сложилась политическая организация, государство, считавшееся органом власти 
коллектива (лат. res publica). Причастность к власти не давала ни материальных 
выгод, ни привилегий; скорее напротив, это была обременительная, хотя и 
престижная обязанность. Демократическая процедура выборов обеспечивала 
регулярную сменяемость стоявших у власти, а правовые гарантии способствовали 
гражданской защищенности члена общины от посягательств со стороны властей. И 
хотя античный мир знал не только демократию, но и олигархию, даже тиранию, 
элементы античной структуры с древности оказались теми несущими конструкциями, 
на которые опирался каркас общества: понятия и представления о правах, свободах,
 гарантиях, демократических процедурах, достоинстве гражданина и прерогативах 
собственника формировали нормы жизни, мировоззрение и всю духовную культуру. 
Общество безусловно доминировало над государством, а государство было его 
слугой (или, по Марксу, орудием в руках господствующего класса) — при всем том 
что на практике бывало разное, особенно в период упадка Римской империи, при 
господстве императоров типа Нерона или Калшулы.
    Структура античного типа подверглась существенной деформации после падения 
Рима. Германская Европа раннефеодального типа была структурно чуждой ей. Правда,
 христианизация способствовала усвоению цивилизационного наследия античности, 
но процесс шел медленно. Только с начала II тысячелетия н. э. во многом 
благодаря развитию городской жизни и городских республик (Венеция, Флоренция, 
Ганза и пр.), где в силу необходимости элементы античной '""Pуl•TуpЫ С ИУ 
"ра°ЯМИ " гяряятястмн ця1-тнпгг> гпу-гнянникя, ПОК-ровительством торговле и 
мореплаванию стали выходить на передний
    
    244
    
    план, наследие античности начало усваиваться более быстрыми темпами, 
которые еще возросли в эпоху Возрождения и в последующие столетия, котда на 
смену германскому феодализму пришли абсолютистские государства с поднимающим 
голову третьим сословием, т.е. зарождающимся классом буржуазии. Капитализм в 
интересующем нас плане структурного анализа — наследник, детище античности, 
проявивший свои потенции в условиях преодоления феномена феодализма, чуждого ей.
 Именно он не только возродил основные элементы античной структуры (господство 
частного собственника, ведущего ориентированное на рынок товарное хозяйство; 
защищающие этого собственника-гражданина права, свободы и гарантии; 
конституционное государство с демократическими процедурами и нормами; свобода 
мысли, развитие наук, искусств и т.п.), ной, опираясь на них, достиг небывалых 
темпов развития буквально во всех сферах экономики, что к эпохе колониализма 
создало ему выгодные позиции, особенно по сравнению с Востоком, куда и была 
устремлена его экспансия.
    Восток структурно был во многом противоположен антично-капиталистической 
Европе, о чем было уже немало сказано. Альтернативой частной собственности 
здесь была власть-собственность, альтернативой гражданской общины-полиса и 
демократии, прав и свобод были всесильное государство с административным 
аппаратом власти и приниженность, «поголовное рабство» подданных, не имевших 
представления о свободах и гарантиях частноправового характера, но живших по 
нормам санкционированного религией обычного права и объединенных при этом в 
рамки социальных корпораций, растворявших в себе все индивидуально-личностное. 
Конечно, в обществах Востока, как об этом тоже шла речь, на определенном этапе 
их развития возникали и частная собственность, и товарно-денежные отношения, и 
эксплуатация зависимых. Все это, однако, существовало как бы на другом уровне, 
вне сферы взаимоотношений между государством и его подданными, вносившими 
ренту-налог в казну. Кроме того, государство, как правило, бывало недовольным, 
если частный сектор чрезмерно развивался. Для подавления частного собственника 
использовались, причем весьма успешно, рычаги власти, что превращало 
частнособственнические отношения не просто во вторичный, но в подконтрольный 
власти и всецело зависимый от нее сектор народного хозяйства. Собственно, обо 
всем этом уже шла речь в первой и второй частях работы. Но напоминание об этом 
имеет свой смысл, как то сейчас станет очевидным.
    Дело в том, что было бы неверным недооценивать роль и место, даже жизненно 
важную значимость сектора частной экономики, о вторичности, зависимости и 
несамостоятельности которого только что шла речь. Висщчная структура «.«ц. 
гигашская саморегулирующаяся система отнюдь не случайно всегда сохраняла этот 
сектор, хотя и
    
    держала его под контролем. Здесь нет противоречия. С точки зрения 
самосохранения структуры, частный сектор нельзя было выпустить из-под контроля, 
ибо стихия частнособственнического предпринимательства в этом случае грозила не 
просто немалыми экономическими и социальными потрясениями. Она была в состоянии 
подорвать структурные основы и тем поставить под сомнение стабильность, даже 
само существование социума и государства — речь не о создании иной структуры, 
скажем, капиталистической, а именно об ослаблени