либо 
с Ся. А во-вторых, есть серьезные основания полагать, что такого Ся, о котором 
говорят более поздние предания, вообще не существовало. Известно, что в начале 
Чжоу, когда предания записывались, термином Ся обозначалась совокупность 
китайских земель и населения. Не исключено, что вторжение иньцев в бассейн 
Хуанхэ и приход их в район Аньяна со временем и были осмыслены как замена одних 
(Ся) другими (иньцами).
    Проблема Ся, немаловажная сама по себе, весьма значительна еще и как своего 
рода лакмусовая бумага, которая выцвечивает характер и принципы составления 
древнекитайских источников, соотношение достоверности и дидактической 
заданности в некоторых из них. Что-то существовало реально, что-то было со 
временем домыслено в соответствии с уже возникшими и ставшими нормой 
представлениями о том, как именно это должно было бы быть. Потом то и другое 
обобщается, причем не в форме бесстрастной летописи, а в виде дидактического 
назидания с явственным ритуально-этическим подтекстом. Возникает текст, 
впоследствии канонизируемый и воспринимаемый всеми как святая истина, как 
стоящая вне сомнений догма. Текст живет, обрастает комментариями, доживает до 
наших дней. Многое в нем достоверно и может быть косвенно подтверждено 
археологией, аутентичными надписями. Авторитет текста растет. Но все ли в нем 
столь же истинно, как то, что может быть подтверждено? Пример с Ся—а казусов 
такого рода древнекитайская историографическая традиция знает немало — 
убедительно говорит в пользу сомнений.
    Как бы то ни было, но одно несомненно: в конце эпохи неолита в 
луншаньско-луншаноидной неолитической среде земледельцев бассейна Хуанхэ 
появляется достаточно развитая бронзовая культура Шан-Инь. Появляется не сразу, 
но как бы волнами: одни стоянки и городища демонстрируют менее развитый 
комплекс бронзовой культуры, другие — тот же комплекс, но с рядом принципиально 
новых и важных нововведений, которые едва ли могли спонтанно вызреть за те 
немногие два-три века, которые отделяют друг от друга ранние и поздние иньские 
городища. Позднее аньянское городище демонстрирует явное превосходство иньцев 
над окружающими их племенами. Оно проявлялось и в обладании высококачественной 
боевой техникой (колесницы, обилие бронзового оружия), и в наличии развитой 
иероглифической письменности, и во многом другом. Иньская общность осела в 
районе Аньяна, причем есть основания полагать, что после этого (нам неизвестно, 
сколь велика была иньская общность, через какой процесс ассимиляции с местным 
населением она прошла перед тем, как осесть в Аньяне) достаточно быстро 
сложилось крупное политическое образование типа сложного составного 
протогосударства во главе с всевластным правителем, подчинившим своему влиянию 
довольно обширную тяготевшую к иньцам и их культуре периферию.
    Имеющиеся данные позволяют заключить, что в XIII—XII вв. до н.э. 
политическая структура Инь подразделялась на три неравные и структурно 
неодинаковые части. Первая — внутренняя зона с центром в столице. Зона 
находилась под непосредственной юрисдикцией правителя-вана и его центральной 
администрации. Трудно с уверенностью отождествлять аньянское городище со 
столицей Шан (для этого есть некоторые сомнения), но в любом случае столица Шан 
была где-то здесь же, рядом. О ней есть масса материалов в гадательных надписях,
 обнаруженных в Аньяне. О ее облике свидетельствуют обнаруженные археологами 
изделия из царских гробниц и менее пышных могильников, раскопанных близ Аньяна. 
Вторая зона — промежуточная. Она состояла из окружавших столицу Шан 
многочисленных региональных подразделений, управлявшихся титулованными местными 
правителями, подчиненными правителю-вану (в их числе были и родственники вана, 
подчас и его жены). В надписях много материалов о таких подразделениях, а 
точнее — о связях их с центром, об информации с мест и руководящих указаниях 
вана. И наконец, третья зона — внешняя. Она состояла из различных племен, 
правители которых в какой-то мере признавали авторитет иньского вана, но вели 
себя независимо по отношению к нему. Строгой границы между второй и третьей 
зонами не было. Подчас вчерашний региональный вассал-администратор мог сегодня 
выступить против вана в союзе с кем-либо из независимых племенных вождей 
внешней зоны. Любой из этих последних мог вступить с иньским ваном в более 
тесный контакт и стать его вассалом. В целом, однако, можно заметить, что 
разница между промежуточной и внешней зонами была в том, что первую населяли 
иньцы, тогда как внешнюю неиньские племена. Именно поэтому существовала и 
своего рода закономерность: чем ближе к столице, тем более гомогенно местное 
население, теснее его связь с центром, очевиднее его зависимость от вана, от 
помощи вана, включая и военную.
    Правитель-ван, возглавлявший всю структуру, был одновременно и 
первосвященником, т. е. символизировал своей персоной сакрально-связующее 
единство складывавшейся и разраставшейся иньской общности. Должность его была 
наследственной, но практика наследования находилась еще в процессе становления: 
так, век-полтора, вплоть до периода правления последних четырех ванов, право на 
освободившийся престол обычно оспаривали представители старшего поколения в 
клане вана, его братья и кузены, но не сыновья. Только при последних четырех 
правителях прочно установилась система наследования от отца к сыну — система, 
ставшая нормой в Китае. Параллельно с этим шел процесс отпочкования в клане 
вана знатных субкланов-цзу, значительная часть которых специализировалась в 
сфере военного дела.
    Система администрации в Шан-Инь, известная в основном опять-таки по данным 
гадательных надписей, свидетельствует о том, что в центральной столичной зоне 
на долю вана и его аппарата администрации выпадали заботы об урожае, подготовке 
и расчистке полей, о решении других важных хозяйственных вопросов, а также о 
защите тех или иных региональных подразделений и окраин от вторжений варварских 
племе